– Ведь здесь никого не тронут! В божьем храме! Правда? – вместо приветствия потерянно спросила Катерина.
Дмитрию Николаевичу очень хотелось ответить утвердительно, чтобы её успокоить, но уверенности в нём не было.
– Нам будет лучше уехать отсюда, – сказал он. – Мы сможем поговорить где-нибудь ещё. Зинаида Яковлевна где? Вы же о ней писали?
– Да, – отстраненно подтвердила Катерина. – Это она просила сюда прийти и позвать вас… Я ничего не знала про панихиду… Но она не пришла…
Руднев понял, что Екатерина Афанасьевна абсолютно потрясена.
– Пойдемте, – он взял девушку под руку, и та безропотно повиновалась.
На углу Мейеровского проезда Руднева дожидался извозчик. Дмитрий Николаевич усадил Екатерину Николаевну в сани.
– Поезжайте домой, – велел он девушке. – Я дождусь Зинаиду Яковлевну.
Руднев вернулся к церкви и занял наблюдательный пост на отдалении.
Служба закончилась. Парами и по одиночке студенты и курсистки начали расходиться.
Зинаиды Яковлевны было не видно. Прождав с полчаса, Руднев понял, что дальнейшее ожидание, по всей видимости, бессмысленно.
На всякий случай он зашёл в церковь.
– Что вам, сын мой? – спросил вышедший ему навстречу седовласый строгого вида священник и пояснил, заметив растерянный вид Дмитрия Николаевича, – я настоятель, отец Алексей.
– Простите, я должен был встретиться здесь с другом, но мы, кажется, разминулись.
Настоятель нахмурился, окончательно смутив Руднева:
– Ваш друг, стало быть, из этих бунтарей? И вы тоже?
– Вы по этим бунтарям сейчас панихиду служили, – тихо ответил Дмитрий Николаевич, и, внезапно сообразив, спросил. – А можно ли узнать, кто заказал заупокойную?
Отец Алексей пожал плечами.
– Мы в церкви таких вопросов не задаем. А почему вас это интересует, сын мой? И кто вы?
– Меня зовут Дмитрий Николаевич Руднев. Я хочу разобраться, кто виноват во всех этих смертях.
Отец Алексей усмехнулся.
– Вон оно как, Дмитрий Николаевич. Вы что же, из полиции будете?
– Нет, я студент московского университета.
Священник покачал седой головой.
– Жаль, что не из полиции. А то я бы вам задачку подкинул.
– Какую?
– Да вот у нас на кладбище последнее время что-то странное творится, – отец Алексей провел рукой по седой бороде. – То шляется кто-то по ночам, то старый склеп чуть не вскрыли, а то как-то сторож нашёл на скамье целую пачку листовок богомерзкого содержания.
– Какого содержания?
– Богомерзкого. С призывами к свержению помазанника божьего.
Отец Алексей перекрестился.
– У вас остались эти листовки? – взволновано спросил Руднев.
Священник снова покачал головой.
– Странный вы человек, сын мой. Сперва друга искали, после спрашивали, кто панихиду заказал, а теперь, стало быть, листовками интересуетесь… Сожгли мы эту пакость.
– Все сожгли?
Отец Алексей нахмурился и внимательно посмотрел на Дмитрия Николаевича.
– Подождите здесь, – приказал он молодому человеку, неспешно прошёл в ризницу, а после вернулся, держа в руке какие-то бумаги.
– Вот, Дмитрий Николаевич, держите. Это ваша богомерзкая листовка. Я повелел одну оставить, чтобы в полицию передать, если безобразия не прекратятся.
Дмитрий Николаевич взял из рук священника мятый листок с поплывшими, видимо, от талого снега, буквами. Листовка была один в один как те, что обнаружились на лекции профессора Дашкевича.
– А это вот записка о поминании. Может, почерк вам что-то подскажет? – отец Алексей протянул Рудневу лист с пятнадцатью именами.
Почерк Дмитрию Николаевичу был неизвестен, хотя и показался смутно знакомым.
– Отец Алексей, а что это была за скамья, где листовки нашли?
– Так пойдемте, покажу.
Прогулка по кладбищу представлялась для Руднева сомнительным удовольствием, но выяснить ситуацию он считал необходимым.
Они вышли из церкви. Отец Алексей шёл медленно, аккуратно преодолевая островки наледи и опираясь о толстую палку, аккуратно обтесанную и потемневшую от времени.
– Кладбище наше тихое, – рассказывал он. – Захоронения в основном уже старые. Именитых покойников мало, так что посетителей у нас много не бывает.
Взглянув на притихшего Руднева, отец Алексей поинтересовался.
– Вас что-то беспокоит, сын мой?
– Нет, ничего, – отозвался Дмитрий Николаевич. – Просто я не люблю кладбища. Неуютно себя на них чувствую.
Священник усмехнулся:
– Так это ж только покойникам на кладбище уютно, – и строго спросил, – Вы, Дмитрий Николаевич, когда на исповеди последний раз были?
– Давно, – признался Руднев.
– Так вы приходите в воскресенье. После исповеди и святого причастия душа-то она куда как спокойнее, и страхов в ней меньше.
– Я подумаю, отец Алексей, – неуверенно пообещал Дмитрий Николаевич.
Они вошли в ворота кладбища. Могилы были припорошены снегом, а дорожки аккуратно расчищены и присыпаны песком.
Отец Алексей указал куда-то вперед и левее:
– Это там, в старой части. Готовы прогуляться?
– Если обещаете, что ваши покойники из могил не встанут, – пробормотал в ответ Руднев.
Отец Алексей укоризненно покачал головой:
– Нельзя такими вещами шутить.
Они прошли до старой части кладбища, где среди покосившихся оград и бурно разросшихся кустов сирени торчали старые кресты и надгробья с полустертыми от времени надписями.
– Вот на этой скамье листовки и лежали, – отец Алексей кивнул на давно сгнившую доску, зажатую между двух оград. – А вон, – он указал своей палкой на что-то темнеющее за кустами, – склеп купцов Виноградовых. Его-то и пытались вскрыть. Видите, ветки поломаны? Видимо, злодеи здесь и прошли.
Руднев осмотрелся. Выпавший ночью снег покрывал всё вокруг тонким сверкающим саваном. Никаких следов, кроме тех, что оставили они с отцом Алексеем, видно не было.
Уже собираясь пробраться через сирень к склепу, Дмитрий Николаевич заметил могилу через две от скамьи, выделяющуюся среди остальных своей высотой и странной, будто всклокоченной, поверхностью.
– Чья это могила? – спросил Руднев, указав на неё священнику.
– Не помню, – ответил тот. – Нужно записи поднимать, здесь очень старые захоронения.
Они подошли ближе и увидели, что на могиле лежит прикрытая снегом гора цветов.
– Старые? Тогда откуда тут цветы? – спросил скорее самого себя Дмитрий Николаевич, сердце его сжалось от дурного предчувствия. – Позвольте вашу трость, отец Алексей.
Внутренне собравшись, он ткнул палкой в цветочную кипу и наткнулся на что-то плотное. Снег осыпался, открывая взгляду россыпь белых лилий. Руднев поворошил их, сбрасывая на землю.
Из-под цветочного покрывала показалась сперва копна темных вьющихся волос, а потом женское лицо, при жизни невероятно красивое, но теперь искаженное почти до неузнаваемости.
Это была Зинаида Яковлевна Линд.
Руднев ухватился за ограду и зажмурился, силясь побороть головокружение и устоять на ногах.
– Напророчили, – выдохнул за его спиной отец Алексей и перекрестился.
Глава 7.
Снег постепенно усиливался, грозя к ночи перерасти в метель. Крупные хлопья, кружась в печальном медленном танце, опускались на землю, стирая краски и приглушая звуки.
Руднев одиноко стоял на церковном дворе, не обращая внимания на снег и не чувствуя холода. Его терзала мысль о том, что, если бы вчера он пошёл за Зинаидой Яковлевной или настоял на её откровенности с ним, возможно, сейчас она бы была жива.
В воротах кладбища появилась приземистая фигура Анатолия Витальевича Тереньтева. Снегопад и мороз заставили сыщика поднять воротник и засунуть руки поглубже в карманы.
Тереньтева вызвал Дмитрий Николаевич, отправив к нему с запиской городового, прибывшего на место преступления первым. Анатолий Витальевич приехал через час, а с ним доктор из следственного морга и фотограф.
– Почему-то меня не удивляет, что именно вы, Дмитрий Николаевич, нашли труп, – проворчал Терентьев после рассказа Руднева о случившемся. – Дождитесь меня, пожалуйста, – добавил он и пошёл на кладбище вслед за каким-то младшим сыскным чином, суетившимся вокруг него с блокнотом в руках.
Руднев остался ждать на скамейке в притворе, но сладостно-душный запах ладана и бормотание отца Алексея, молящегося о новопреставленный рабе божией Зинаиде, были для него невыносимы. Он вышел на церковный двор, где застыл одинокой темной фигурой среди поднимающейся метели.