— Когда мы его обнаружим, ты найдешь к нему подход, — сказала Танака.
Джим не сразу понял, о чем она.
— Да, я помню, — отозвалась Тереза, возмущение в ее голосе говорило о том, что она это слышит не в первый раз.
— Обо всем остальном позабочусь я.
В этот раз Тереза отвечала спокойнее, но слова прозвучали те же.
— Да. Я помню.
Жара усиливалась, и Джим чувствовал, как по коже стекает пот. Металлический зал соединялся с еще тремя, каждый подходил к другому под острым углом, образуя единый длинный коридор почти правильной шестиугольной формы. Что сбивало с толку — углы, кажется, были разными. Свет стал ярче, а жар усилился до неприятного.
Танака проверила экран на запястье.
— Я думаю, мы приближаемся.
— Скорее бы, — сказал Миллер. — А то вы все трое слегка поджаритесь еще до того, как найдем злодея.
Впереди что-то двигалось. Что-то яркое. На мгновение Джим подумал, что ему показалось — галлюцинации из-за протомолекулы или переутомление от жары. Но Танака встала между ними и этим объектом, инстинктивно закрывая собой. Бронированный лицевой щиток ее шлема захлопнулся. На предплечье из скафандра выскочил ствол.
— Ой, — сказал Миллер. — Не стоит ей этого делать.
— Погоди, — сказал Джим, но Танака двинулась вперёд.
Он поплыл вслед за ней. Без лицевого щитка его информационный дисплей не работал. Скафандр звякнул, предупреждая, что у маневровых двигателей истрачена половина заряда, и он должен вернуться, если не хочет остаться без управления. В других обстоятельствах это предупреждение расценивалось бы как важное.
Нечто впереди оказалось знакомым — металлически-синее, насекомоподобное. На полметра выше Танаки, а она далеко не маленькая. Существо перемещалось с место на место резкими рывками, как стрелка часов. Теперь, присмотревшись, Джим увидел других таких же, встроенных в стены повсюду, так плотно, что с трудом различишь.
— Не делайте резких движений, — сказал Джим.
— Мы впервые встретили нечто вроде охранника, — загудела Танака через внешний динамик скафандра. — Не сворачиваем.
Она сдвинулась с места, и страж тоже сдвинулся, преграждая ей путь. Миллер рядом с ней наклонился и с удивленным видом заглянул в ее лицевой щиток.
— Она что, собралась прикончить вас всех?
— Давай я попробую, — сказал Джим Танаке. — Я открыл эту станцию. Дай мне хоть попытаться его нейтрализовать.
Оружейный ствол на предплечье Танаки спрятался, потом выдвинулся и снова втянулся. Она кивнула, пропуская Джима вперед.
— Миллер?
Детектив пожал плечами.
— Дай мне минуту. Посмотрим, что я могу сделать.
Джим чувствовал себя по-прежнему странно. Сгибать нечувствительные конечности и понимать, что действуешь, не зная в точности как. Опять начались судороги в животе, на сей раз выше. Ближе к груди. Боль то усиливалась, то снова быстро спадала.
— Попробуй еще раз, — сказал он.
Танака переместилась, страж это проигнорировал. Она двинулась мимо, и он не пошевелился. Она махнула Терезе, и девочка тоже пошла вперед, а Танака следила за стражем, словно ждала повода защитить их. Джим шел последним. Он дышал учащенно и неглубоко. Не чувствовал ноги ниже колен.
— Мы уже превысили лимит времени по многим параметрам, — сказал Миллер. — Что бы ты ни задумал, тебе лучше поторопиться.
— Большое спасибо, — ответил Джим. — За совет и поддержку.
Впереди синий свет сменился на белый. Джим включил двигатели скафандра и направился в зал в форме сферы, диаметром около сотни метров. Коридоры, похожие на тот, по которому они шли, смотрелись темными пятнами на фоне яркого света. Свет сам по себе ощущался жутко — плотный, насыщенный и осязаемый, живой и скользящий. По коже Джима от него бежали мурашки.
Со всех сторон сферы огромной паучьей сетью тянулись к центру темные нити. Как сталактиты и сталагмиты, они вырастали из пола и потолка пещеры и сходились в единой точке, подобно крыльям гигантского мрачного ангела.
Посередине располагалось нечто размером с человеческое существо. Мужчина с крестообразно раскинутыми руками. Его бока, руки и ноги были густо оплетены черными нитями. Он по-прежнему был в синей лаконийской форме, только ноги босые.
Его лицо Джим узнал еще до того, как приблизился настолько, что смог рассмотреть.
— Папочка? — сказала Тереза.
Глава сорок четвертая. Тереза
С того момента когда они вошли на станцию, Тереза наблюдала, как умирает Джеймс Холден.
Она поняла, что с ним происходит что-то не то, сразу же, как только они отправились искать ее отца. Тереза много лет провела с ним рядом, сначала в Доме правительства на Лаконии, где его считали опасным. Затем на его корабле, где он сразу стал выглядеть более мягким и хрупким, не таким грозным. Она разбиралась в его настроениях, видела, как он прикрывал юмором преследующих его демонов, его уязвимость и силу. Тереза была уверена, что Холден не знает того же про нее, ну и хорошо.
Однако он никогда не напоминал ей отца. До этого момента.
Сначала она не могла понять, в чем дело. Тереза боролась с собственными навязчивыми мыслями. Мальчик казалось, стоял прямо у нее за спиной и говорил на неизвестном языке, которого она не знала, но все равно понимала. Жутковатый хор, призывающий ее отбросить чувство собственного «я». Женщина, которая отдала ребенка на усыновление и теперь разрывалась между чувством вины и облегчением. А потом снова корейский мальчик, все еще оплакивающий сестру. Терезе стоило больших усилий не слушать, не включаться, оставаться самой собой, и поэтому она думала, что с Джимом происходит то же самое.
Уже несколько часов она шла за полковником Танакой, петляя по пещерам-лабиринтам станции, пока ее разум искрил и расплывался. Как будто она пытается не проснуться от ночного кошмара, положив на это все силы, и потому не замечает, что не так с Джимом. Как изменился цвет его кожи. Его глаза. А больше всего — чувство разъединенности, как будто он медленно отключается от ее представлений о реальности.
Один раз он забыл отключить микрофон, и в радиоэфир выплеснулась чепуха, которую он бормотал себе под нос: «Я и забыл, как меня доставали твои назидательные полицейские истории», «Я тебя услышал» и «И Дуарте делает то же самое. Он использует людей как кирпичики, чтобы выстроить желаемое».
А порой он выглядел совершенно нормально. Проверял, как у нее дела, как всегда делал на корабле. Разговаривал с Танакой о том, как использовать тепло, чтобы найти дорогу. В эти минуты он казался самим собой, как обычно. А потом они трогались в путь, и его снова начинало куда-то уносить.
Они нашли проход из того же сияющего голубым светом металла, что и корпус станции, и уже начали спускаться по нему, когда Танака открыла с ней приватный канал.
— Нам нужно кое о чем поговорить, — сказала полковник. — У капитана Холдена проблемы, на него нельзя полагаться.
— Мы все такие, — ответила Тереза.
— Я говорю не об этом. Он сделал себе инъекцию живой протомолекулы. Умники в лаборатории стабилизировали его состояние, насколько могли, но, по моим оценкам, его организм быстро выходит из строя.
Отвлекшись на шум в собственной голове, Тереза не особо обращала внимание на Джима. Но теперь обратила. Он был рядом, чуть позади, руки безвольно болтаются, на губах играет мечтательная улыбка. И тут она вспомнила, как была в комнате отца и держала его за руку, пытаясь объяснить, что доктор Кортасар хочет убить ее. То же расстояние, та же неопределенность.
— Он в норме, — сказала она, удивившись горячности своего тона.
— Я не просила твоего мнения, просто сообщаю о своем, — сказала Танака. — Сейчас я считаю Холдена полезным, чтобы найти и вытащить отсюда Первого консула, поэтому готова пойти на риск, связанный с его состоянием. Но ты должна понять, что мое желание может измениться.
— Мы его не бросим.
— Когда мы найдем твоего отца, тебе придется найти к нему подход. Убеди его прекратить то, что он делает с нашими сознаниями. Вот что от тебя требуется.
— Я знаю.
— Если после этого капитан Холден все равно будет угасать, я приму меры, которые считаю необходимыми, чтобы обеспечить защиту тебе и твоему отцу. Ты должна понять, что это может подразумевать, ведь если ты расстроишься, то и Первый консул может расстроиться.