В комнате катализатора не было ничего, кроме изоляционной камеры. Джим прикрыл за собой дверь из коридора. На ней не было ни замка, ни защелки, чтобы закрыть плотнее. Не страшно, в этом мире все несовершенно. Он взломал капсулу с аварийным медицинским набором и стал перебирать её содержимое, предмет за предметом. Бинт. Антисептик. Инжектор со средством от гипоксии. Игла для инъекций.
Мыслил он до странности ясно. Несмотря на отдаленную тревогу об остальных, это время принадлежало только ему. Он был одинок, как никогда прежде, но при этом испытывал какое-то удовлетворение. Все сомнения оставлены позади. И тревога, не отпускавшая его после Лаконии, испарилась как роса в теплый день. Лишь теперь он стал собой.
Он легко открыл изоляционную камеру и вытащил катализатор. Пустой взгляд ее глаз скользнул мимо. Губы зашевелились, она словно пыталась сказать нечто, слышное ей одной. И она никак не отреагировала, когда Джим воткнул ей в руку иглу и потянул поршень.
Шприц наполнялся водоворотом радужно-голубого и черного. Пять кубиков. Десять. Где-то рядом взвыла тревога, вероятно, из-за него. Он собрался уже закатать рукав и ввести образец себе в вену на сгибе локтя, но внезапно испугался, что совсем скоро прибежит команда «Сокола», и ему помешают. Скривившись, он вонзил иглу шприца сквозь штанину летного комбинезона себе в бедро, и давил, пока емкость не опустела. А катализатор шлепала губами и извивалась, словно безуспешно пыталась поплыть.
Джим закрыл глаза.
Сначала он ощутил холод, уходящий от места укола вглубь тела. А потом накатила и схлынула волна тошноты, оставляя за собой жар, расползавшийся в животе и груди. Сердце заколотилось, тяжело, яростно и размеренно, как кузнечный молот. Джим почувствовал вкус железа.
В черной тьме под его закрытыми веками вспыхивали, порхали и гасли синие светлячки. Ощущение было такое, словно кровь приливает к давно онемевшим рукам и ногам. Словно дождь в пустыне заполняет пересохшее русло. Как вернувшееся воспоминание.
Он вздохнул, глубоко и протяжно. Открыл глаза, окинул комнату взглядом и нашел то, что и ожидал найти. На что надеялся. Сутулость. Лицо наполовину растерянное, наполовину виноватое, как у печального пса. Помятая шляпа с полями.
— Да. — Знакомый голос зазвучал там, где слышать мог только Джим. — Да уж, это непросто.
— Привет, Миллер. Надо поговорить.
Глава сороковая. Наоми
— Ты его видишь? — спросила Наоми. — Прямо здесь, сейчас?
Джим кивнул. Они плавали в невесомости, в той же лаборатории, где совсем недавно был пристегнут Амос во время неудачного погружения. Охранники из команды «Сокола» сразу переправили туда Джима из камеры катализатора, и Элви вызвала Наоми. Джим держался на месте, закрепившись за поручень. Он вспотел, выражение лица напряженное, как бывало во время болезни или если выпил лишнего, но в нем было и спокойствие, и что-то еще. Может быть, приятное изумление.
— Вижу — справа, между тобой и Элви, — сказал Джим. — К Элви чуточку ближе.
— Это не может быть сам Миллер, — сказала Элви. — Вероятно, это что-то иное.
Джим усмехнулся.
— Что? — возмутилась Элви.
— Извини. Он сказал кое-что забавное. Видишь ли, в обычном понимании Миллер, которого я знал, умер, когда «Эрос» разбился на Венере. Протомолекула собрала и сохранила образы его мозга, и когда ей потребовался инструмент поиска, этот оказался как раз под рукой. Этой версии Миллера требовалось нечто, способное послужить кораблем, а поскольку я был тем, кто решал, куда направить корабль, протомолекула использовала меня. Начала физически манипулировать моим мозгом, заставляя его видеть образы, полученные от Миллера, и взаимодействовать с ним. После тех манипуляций остались каналы. И теперь я всего лишь опять соединил их с протомолекулой.
Он взглянул на Наоми, улыбнулся и наклонил голову.
— Я тут вспомнил, как Алекс говорил, что инструменты, которые долго используют, обретают живую душу. Так, не в тему. Забудьте.
— Раньше ты не мог видеть Миллера, когда рядом другие люди, — заметила Элви.
— Это верно, — ответил Джим. — Отношения изменились.
Он засмеялся. Наоми не знала, над чем он смеется, но понимала, что дело тут в Миллере. Если ревность и ранила, ничего не поделать.
— Эта версия Миллера может открывать станцию, как предыдущая?
Джим, казалось, к кому-то прислушался, а потом пожал плечами.
— Я не знаю. Он тоже. И сама ситуация в этом смысле другая. Не узнаем, пока не попробуем.
— Я хочу сделать сканы, — сказала Элви, скорее для себя, чем для них. — Хотя бы активности мозга, как минимум. Если есть время, то полный метаболизм.
— Не уверен, что на это хватит времени, — отозвался Джим.
— Ты могла бы это отменить? — спросила Наоми. — Есть ли способ извлечь это из него?
— Разбитое яйцо трудно восстановить, — ответила Элви. — Но возможно, мы найдем способ поддерживать его в стабильном состоянии. Более-менее.
Джим пожал плечами.
— Время для нас не лишнее, но только в том случае, если мы от этого больше выиграем, чем потеряем — если вы понимаете, о чем я. Сейчас для нас тикает много часиков.
— Я говорю о сохранении твоей жизни, — сказала Элви.
— Да, я понял, и ценю это. Но об этом потом. Если не разберемся с первоочередными проблемами, это просто не будет иметь значения. Если ты по-прежнему будешь существовать как личность, которая хочет меня исцелить, значит, мы все сделали правильно.
Они умолкли. Наоми бросила взгляд на пустое пространство между ней и Элви, словно ожидала там что-то увидеть. Никого, только Элви обернулась, будто взгляд был предназначен ей. И Наоми поняла, что все ждут решения от нее. Джим по-прежнему улыбался, и Наоми захотелось врезать ему по лицу. «Каким чертом меня сюда занесло?» — подумалось ей.
— Собери все данные, какие возможно, и стабилизируй его, — сказала она Элви. — Нам нужно подготовить Терезу.
— И Танаку? — спросила Элви.
Наоми колебалась. Танаку она терпеть не могла и не доверяла ей, но интересы у них на данный момент совпадали, а открывать еще один фронт в личных войнах казалось мелочным. — И Танаку.
— Хорошо, — согласилась Элви. — Соберу команду медиков.
Она выбралась из лаборатории и закрыла за собой дверь. Только когда щелкнул замок, Наоми поняла, что Элви дает им возможность побыть вдвоем. Джим смущенно отвел глаза. Он был старше, худее и казался более изможденным, чем мужчина, которого она встретила когда-то на «Кентербери», но его открытость, которую она помнила, оставалась прежней. Уязвимость. И почти генетическая неспособность поверить, что он может с чем-то не справиться, если просто будет следовать велению сердца.
— Мне так жаль, — сказал он.
— В самом деле? Сколько раз мне пришлось наблюдать, как ты старался убить себя. А теперь ты заставляешь меня смотреть, как тебе это удастся, да еще в замедленном темпе. Но зато тебе жаль.
— Да. Хреново. Но я не мог придумать ничего другого и не хотел...
— Давай говорить о деле, — сказала она. — Остальное может и подождать.
Он помедлил и кивнул.
— Вероятно, отсюда я выйду на станцию. Как только закончат сканирование.
— Я буду на «Роси».
— Ладно. Дам тебе знать, когда буду на месте.
Наоми кивнула, выплыла за дверь и двинулась по коридору, как будто возвращалась к привычным каждодневным делам. Как будто не в последний раз. Так странно осознавать, что вот сейчас заканчивается нечто ценное, но это ничего не меняет. Возможно, это признак ее душевного опустошения, а может быть, дань тому, какой прекрасной была их совместная жизнь.
Она перебралась на «Росинант». На этот раз запах воздуха не поменялся. Возможно, движение между соединенными кораблями стало таким оживленным, что атмосфера смешалась, а может быть, Наоми просто уже привыкла. Она мгновение колебалась, решая, вернуться в каюту или на командную палубу. Работать она могла в обоих местах, однако в каюте остались следы Джима — его одежда и запах, его отсутствие. Поэтому она выбрала командную палубу.
Там уже был Алекс — глаза широко распахнуты, а руки дрожат от бессилия.
— Ты слышал? — спросила она.
— Так это правда?
— Да, правда, — сказала Наоми и выбрала кресло, чтобы пристегнуться. — Как ты узнал?
— От Кейси.
— Кейси?
— Ну, помнишь, электрик на «Соколе». Широкое лицо, темные волосы. На шее родинка. Пил пиво со мной и Амосом еще на Адро, до того, как мы оттуда ушли.