— Мы поможем вам их натянуть, — вызвался Джим.
— Если увидишь что-нибудь, изменившееся с прошлого раза... — произнесла Элви.
«Кроме меня?» — подумал он, но вслух не сказал.
В следующие четыре часа вся исследовательская команда протягивала по станции линию датчиков, и в конце концов Джим вспомнил, как они перематывали бесконечные мотки пряжи в клубки, когда папа Димитрий увлекся вязанием. Элви ушла на «Сокол» через час после начала процесса. Как сказал Ли, чтобы проследить за сбором данных, но Джим был совершенно уверен, что она нуждается в отдыхе.
Поначалу работа казалась нудной, но потом Джим втянулся в ритм. Линию прокладывали и закрепляли, пока остальные проверяли соединения между датчиками и поверхностью станции. Принимала участие и Тереза, многомесячное ученичество на «Роси» проявлялось в том, как она спрашивала, что делать, и оповещала команду о своих действиях прежде, чем что-то предпринимать. К тому времени, как их баллоны с воздухом почти опустели и они с Джимом двинулись назад, к кораблю, девочка, казалось, уже справилась с первоначальной горечью разочарования.
Когда шлюз завершил рабочий цикл, Джим снял, обработал и упаковал скафандр и вернулся в свою каюту. От него несло потом и неопреном, мышцы ныли и судорожно подергивались. Было время — несколько десятилетий назад — когда это не отнимало столько сил, но ни дискомфорт, ни сознание, что ему не продержаться так долго, как в молодости, не мешали наслаждаться работой. К тому времени как он вымылся и переоделся в чистый летный комбинезон, он был очень доволен собой, чего много лет не случалось.
На командной палубе Джим застал только Амоса, тот сидел, пристегнувшись в кресле-амортизаторе, несмотря на отсутствие гравитации даже в перспективе. Закрепившись за поручень, Джим глянул вверх, в рубку.
— А где все? — спросил он.
— Алекс спит, Кроха взяла собаку и отправилась перекусить. А Наоми пошла на «Сокол», поговорить насчет информации с датчиков.
— С них уже поступили данные? То есть, мне казалось, что потребуется как минимум несколько часов прежде, чем соберется столько, чтобы стоило устраивать совещание.
— Когда люди не понимают, что к чему, они любят проводить совещания и обсуждать, — сказал Амос.
— Да уж.
Амос потянулся и лениво почесал грудь, где на бледной плоти до сих пор был заметен рваный тускло-черный круг затянувшейся раны.
— А на станции, похоже, началась какая-то активность. Что-то там происходит, только неизвестно, что именно. И к тому же становится горячее, температура растет.
— Странно наблюдать, как крутятся шестеренки. И особенно, если раньше даже не знал, что они существуют.
— Вы нашли его?
— Нет.
— А он там?
— Да, он там. — Джим потянулся так, что в спине хрустнуло. — Но думаю, разговаривать не желает.
То, что Амос собрался сказать в ответ, так и не прозвучало, потому что звякнул сигнал тревоги. Подтянувшись к креслу, Джим открыл сообщение. Радар системы опознавания обнаружил корабль из «тревожного списка» «Роси». «Деречо», который уничтожил «Близкий шторм» и выгнал их из Фригольда, только что совершил переход сквозь врата Бара-Гаон. Джим выключил сигнал тревоги, а спустя еще пару секунд поступило входящее сообщение от полковника Алианы Танаки.
Глава тридцать седьмая. Танака
Если бы они встречались на Лаконии, то в Доме правительства. Они сели бы за тщательно подготовленный, элегантный стол в комнате, излучающей власть, комфорт и серьезность. А вместо этого находились в камбузе переделанного научно-исследовательского судна, где воняло перегруженными воздухоочистителями и промышленной смазкой. Но в этом был определенный смысл. Портреты великих полководцев или картины грандиозных сражений, отдающие лестью, с тщательно продуманной и сбалансированной композицией, всегда имели душок пропаганды.
Танака много времени провела в коридорах власти. Видела много картин великих людей в форме, как коршуны глядящих вдаль, на будущие победы. Видела много картин с солдатами, у которых были лишь потрепанная палатка и угасающий костер, чтобы продержаться холодной ночью, перед тем как утром враги пойдут в штыковую атаку.
Она оставила Боттона на «Деречо» и отправилась на «Сокол» в одиночестве. Она надела парадную форму и взяла пистолет. От таблеток ее слегка мутило, а головная боль не прекращалась с тех пор, как они прошли через врата Бара-Гаон — то ли оттого, что в крови накапливалась какая-то дрянь, не то просто от постоянного ощущения, что к ней в голову стучатся чужие мысли. В дополнение ко всему, ее не покидала галлюцинация, что из левого глаза льются холодные слезы, стекают по щеке даже в отсутствие гравитации.
— Вы уверены, что это... этот эффект распространяется? — спросила доктор Окойе.
После их последней встречи у нее появились новые морщины в центре лба и уголках губ. А еще она похудела и стала вялой из-за того, что слишком много времени провела в невесомости. Из-за атрофии, стресса и недоедания она напоминала наполовину сгоревшую палку.
— Да, — ответила Танака. — Хуже всего тем, кто присутствовал при инциденте. Но с другими это тоже происходит. Не знаю, сколько таких людей. И если вы не хотите, чтобы такое случилось и с вами, начните принимать вот это.
Наряду с предательницей, главой Директората по науке, на камбузе присутствовал ее муж, такой же изменник, а также руководитель подполья и человек, который выбил Танаке зубы. Когда они размышляли, над их головами роились странные мелкие мошки. Те, что окружали Холдена, были другими, но она не могла понять почему. Танака прикинула, в каком порядке их застрелит. Она решила начать с Холдена. Несмотря на решимость, она не была уверена, что сумеет расправиться со всеми, а умереть во вселенной, в которой еще существует Джеймс Холден, было бы досадно.
«Это мелко», — пробормотал голос в ее голове. Голос старика. Это ее кольнуло, хотя она и не знала, кто он. Танака перестала воображать Холдена мертвым, только чтобы избежать дальнейших непрошенных комментариев.
Элви Окойе пролистала список медикаментов, который дала ей Танака, а муж заглядывал ей через плечо. Худая женщина еще сильнее нахмурилась, но заговорила не она, а Холден.
— И насколько плохо обстоят дела?
— Это неприятно, — ответила Танака, решив слегка преуменьшить. — Лекарства помогают, но полностью не прекращают.
— Нужно найти способ пробраться на станцию в медленной зоне, — сказала Нагата.
— Такого нет, — заявил Фаиз Саркис. — Датчики показывают множественную активность. Идут постоянные преобразования. Обширные магнитные поля и электрические разряды то нарастают, то исчезают. Много всего. Только никаких дверей.
— Сомневаюсь, что получится открыть силой, — сказал Холден. — Но...
— На станцию не подействовало оружие корабля класса «Магнетар», а потом она приняла излучение взорвавшейся нейтронной звезды, не получив даже вмятины, — заметила Танака. — Но давайте, попробуем вскрыть ее с помощью лома и ножовки.
— Но, — перебила ее Наоми, — станцию можно открыть. Она уже открывалась. Есть способ.
Нагата удивила Танаку сильнее всех остальных. Нагата была примерно одного с ней возраста, и, несмотря на хрупкую долговязую фигуру, как у любого астера, сформировавшуюся после долгого пребывания в невесомости еще в детские годы, она выглядела так, будто они могли быть сестрами. Во всяком случае, троюродными. Но выглядела она устало, что тоже о многом говорило. У Танаки возникло чувство, что Нагата тоже многое держит при себе.
— Мы все согласились с тем, что силой открыть ее невозможно, — сказала Элви.
— Поэтому и не будем открывать силой, — отозвалась Нагата. — Когда станция открывалась в прошлый раз, на «Росинанте» был спрятан образец протомолекулы. Теперь образец есть на «Соколе». Давайте им воспользуемся.
— Снова погружение, — сказал Фаиз. — Только теперь на станцию, а не в библиотеку.
По мошкам над головой Элви Танака поняла, что та колеблется, еще до того, как услышала ее слова.
— Это будет... непросто. Алмаз Адро создан для распространения информации. Мы его включили, и он сделал то, ради чего был создан. Когда станция открылась для Холдена, образец протомолекулы был проводником. Использовал Холдена, чтобы проникнуть внутрь, импровизируя, насколько способен. Но мы не понимаем, для чего предназначена станция.