— Вот это хреново, — сказал Алекс. — Похоже, Элви сказала ей, что мы завязали с библиотекой.
— Он знал, что будет паршиво, — сказала Тереза. — И ждал, что это случится. Сам сказал доктору Окойе, чтобы переложила на него ответственность за прекращение эксперимента.
— Потому что умеет держать удар? — спросил Алекс.
— А ты видел Элви? — сказал Джим. — Она выглядит так, что кажется, только дунь на нее посильнее — и переломится.
— Что ж, это очень достойно со стороны Амоса, — заметил Алекс.
На мгновение у него появилось чувство, что кроме них в шлюзе есть еще кто-то, четвертый, наблюдает за ними. Оглянувшись на лифт, он ожидал увидеть Наоми, но там никого не было.
Решение приняли, и подготовка «Росинанта» к срочному выходу из системы Адро не заняла много времени. За долгую жизнь Алекс свыкся с рутиной предполетных проверок. Все маневровые двигатели выдавали стабильное состояние. Водообеспечение еще вполне ничего, особенно в сравнении с «Соколом», где было суше, чем Алекс считал допустимым. Воздухоочистители работали лучше нормы. Эпштейну ремонт потребуется не раньше чем в следующем году — конечно, если дела пойдут хорошо, и если все они к тому времени еще будут живы и останутся похожими на людей.
Когда-то Алекс слышал о том, что инструмент, которым достаточно долго пользуются и достаточно хорошо обращаются, со временем приобретает живую душу. Алекс никогда не был особенно религиозен, но чувствовал, что в этом есть своя правда. Алекс и «Росинант» провели много лет вместе, и он понимал корабль как старого друга. Может, это просто характерный для приматов поиск закономерностей, но ему казалось, что у «Роси» есть свои потребности и настроение. Алекс мог по характеру поворотов определить, когда двигатель требует замены линий питания, а по гулу, эхом отдающемуся в коридорах, узнавал о низком уровне реакторной массы. В очередной раз подготовиться к рывку в направлении врат — все равно что носки натянуть. Об этом он даже и не раздумывал. Корабль и команда были так близки, что все происходило само собой.
«Сокол», корабль поновее, с более молодым экипажем, нуждался в большем времени для подготовки, в особенности после долгого времени на плаву. Люди Элви занимались своими задачами в лаборатории, и при этом не заморачивались насчет верха и низа. Теперь все это предстояло разобрать, упаковать и сложить. У Алекса было ощущение, что кое-кто из команды и вовсе не собирался покидать Адро.
В последнюю очередь предстояло решить, разбирать стыковочный мост или оставить и скоординировать движение кораблей. Маневр был не особенно сложный, означал всего лишь постоянный обмен данными между «Соколом» и «Росинантом» во время полета, чтобы двигатели работали синхронно. Тогда мост можно не трогать и свободно переходить из одного корабля в другой. Алексу такая идея нравилась. Он не ждал никого из команды «Сокола» и не имел причины ходить туда, но полет в тандеме предполагал равенство сил. «Росинант» — корабль боевой, но старый, построенный до того, как открылись врата. «Сокол» — самый современный корабль Лаконии, с еще более продвинутыми технологиями, чем те, которыми мог похвастаться «Близкий шторм». Их объединение заставляло Алекса ощущать, что «Роси» оказано должное уважение.
Но хотя Наоми и приняла лаконийские условия перемирия, она не хотела, чтобы «Сокол» оставался слишком тесно связанным с системами «Роси». И когда пришло время, они с Джимом, Амос и Тереза с Ондатрой снова упаковались каждый на своем месте. «Роси» втянул внутрь стыковочный мост, и два корабля, отвернувшись от зеленого алмаза, устремились к вратам — вместе, но каждый сам по себе. Это было как знак, только, хоть убей, Алекс не понимал, чего именно. Он все думал о Каре и Амосе в шлюзе, вспоминал ее гнев и его спокойствие. И не знал, доволен ли тем, что черноглазая девочка больше к ним не придет, или беспокоится — вдруг на «Соколе» возникнут проблемы, и тогда Амос не сможет ничем помочь, потому что остался на «Роси»?
Перегрузка была жесткая, но не мучительная. В основном — чуть больше, чем полная гравитация, с уменьшением наполовину во время еды. Они больше не скрывались от сил Лаконии, и поэтому получали больше известий с других кораблей подполья и новостных лент, и за некоторыми Алекс следил. Всякий раз, когда поступал входящий пакет, он надеялся на послание от Кита. А Наоми ушла с головой в координацию, прослушивала сообщения, отвечала на них и передавала Элви, чтобы та просматривала и комментировала.
Амос умер и был извлечен из бездны, что никак не отражалось на его поведении, но Тереза и Джим тяжело переносили стрессовую ситуацию. Джим старался сохранять видимость бодрого настроения, но глубокая усталость периодически проявлялась и в нем. А Тереза, напротив, включила бешеную энергию, которой не могла найти выхода. Едва проснувшись, она бросалась проводить диагностику, до которой по плану еще много недель, или чистила фильтры, совсем недавно почищенные, или шла в спортзал и проталкивалась через гель-сопротивление. Алекс списал бы это на неисчерпаемый резерв юности, если бы ее поведение так не походило на страх.
За день до середины пути и начала торможения он нашел Терезу на кухне, она ела протеиновый батончик и рассматривала на видео врата, к которым они приближались. Вихри высокозаряженных частиц и потоки света изливались из них как туман.
— Впечатляет, да? — сказал Алекс.
— Мы же всегда знали, что врата — это источник энергии, — пожала плечами Тереза.
Алекс изменил планы. Он хотел подняться в рубку и просматривать за едой новостные ленты. Вместо этого он заказал на камбузе тарелку риса под черным соусом и уселся напротив Терезы. Она посмотрела на него, а потом отвела взгляд.
— Кажется, тебя что-то тревожит, — сказал Алекс. — Или я нагнетаю?
Она снова пожала плечами, резко и экспрессивно. Алекс задумался о том, снятся ли ей пылающие врата. Или только ему?
— Я все думаю о той схватке, — сказала она.
— Да, — кивнул в ответ Алекс, полагая, что она имеет в виду схватку с тварями, уничтожившими Сан Эстебан.
— Он другой. Да, я знала, что дроны-ремонтники его изменили, но до тех пор думала, что это все-таки он. Но его убили в Новом Египте, а он не умер. Помнишь девочку, которая кричала на него, Кару? Если бы она бросалась на кого-то из нас, то поломала бы кости. А он принял удар легко. Будто это пустяк.
— Амос всегда был крепкий как дубленая кожа, — сказал Алекс. — Ничего нового.
— Просто он другой, — она запихала в рот остаток протеинового батончика и с минуту пережевывала и глотала. — Я думаю об отце.
— Потому что он тоже изменился?
Тереза облокотилась о стол и подалась вперед. Она сжала зубы, блеск в глазах казался чуточку лихорадочным.
— Я думала, что его больше нет. Думала, что эксперимент полностью провалился, и он... Люди часто теряют родителей. И я решила, что стала одной из таких.
— Сиротой.
— Но он лишь изменился. Не знаю, кто я теперь. Сирота. Или нет. Или кто-то еще.
— И теперь мы увидим его. Тебя это тревожит.
— А насколько сильно можно измениться и при этом остаться самим собой? — спросила она, и Алекс не сразу сообразил, что это не риторический вопрос.
Он подцепил еще риса на вилку, давая себе время подумать.
— Понимаешь, — начал он, — люди ведь все время меняются. Не меняться было бы куда более странно. Вот взгляни на себя. Ты уже не тот человек, что до прихода сюда. Черт, да ты изменилась с тех пор, как впервые поднялась на корабль. Стала старше и увереннее в себе, и в механике разбираешься. Я и сам не тот, что был раньше. Амос... да, это уже за гранью. Он необычный. Но я думаю, Амос — все равно Амос, даже в другой версии. Думаю, когда мы найдем твоего отца, в чем-то он останется тем же, что и раньше. Понимаешь? В смысле, он все равно будет тебя любить.
— Не уверена, — сказала она, тоска в голосе сказала Алексу, что он задел за живое.
— У меня есть сын, — сказал он. — Я — отец, как и твой. И поверь, связь между родителем и ребенком — это основа. Она очень прочная. Ты глядишь на Амоса и видишь, насколько он изменился. А я вижу, насколько он остается прежним. Твой отец тоже будет другим. Но если хоть что-то в нем останется неизменным, знаешь, что это будет? Его чувства к тебе.
— Очень мило, — сказала Тереза. — И полная чушь.