— Вы сами это нарисовали? — спросила Танака.
— Почему вы здесь? — повторила Ахмади.
Танака снова повернулась к ней и пристально посмотрела прямо в лицо, ожидая, что доктор вздрогнет. Тристан однажды сказал, что, когда она раздражена, то буквально излучает «Не играй со мной». Большинство людей невольно делали шаг назад.
Ахмади улыбнулась и положила ладонь на планшет. У Танаки появилось смутное и неприятное чувство, что ее переиграли.
— Я была свидетелем... чего-то, — наконец сказала Танака. — И мне необходимо в этом разобраться, это часть моего задания.
— А вы не можете разобраться?
Танака снова повернулась к картине. Если бы тетя Акари позволила ей изучать историю искусства вместо того, чтобы записываться в армию, кем бы она сейчас была? И кто сейчас искал бы Первого консула? Что еще, сколько тысяч других вещей изменилось бы?
Перед глазами мелькнула женщина, очень похожая на Ахмади, моргающая сонными глазами на кровати с белыми простынями. Боже, как же мне нравилось просыпаться рядом с ней, подумал кто-то в голове Танаки.
— Кое-что случилось, — сказала Танака, удивившись, услышав собственный голос.
Ахмади кивнула. В ее взгляде не было сочувствия. Не было жалости. Она тоже выглядела усталой. Как будто всю жизнь у нее из-под ног выдергивали ковер, и она знает, насколько это больно. Она пригласительным жестом махнула на кресло.
— Расскажите об этом.
Танака села. А в голове спорили голоса: «Не говори ей, она злая». «Скажи ей, она всегда тебя любила».
— В пространстве колец произошел инцидент, — тихо начала Танака. — Я при этом присутствовала. Но вы не должны об этом знать.
— Полковник, из-за характера своей работы у меня высокий уровень доступа к секретной информации. Империя может доверить мне государственные тайны, которые способен раскрыть пациент на приеме. Я очень серьезно отношусь к этому аспекту своей работы.
— Иначе вас отправят в Загон. Отправили бы. Наверное, сейчас просто расстреляли бы.
Ахмади кивнула и отложила планшет. Проницательный следователь в Танаке понимал, что все это — спектакль, но каким-то образом это работало. Ахмади хотела ее выслушать. И поэтому Танаке захотелось рассказать.
— Речь идет о проникновении. Когнитивных эффектах. Как когда теряешь сознание, но не только. Находящие там люди... оказались связаны. Разум с разумом. Память с памятью. Я находилась в сознании других людей.
— Это не такая уж редкая галлюцинация...
— Я проверила. Всё оказалось правдой. Я нашла всех, кто в этом участвовал. Мы находились друг у друга в мозгу. По-настоящему. — Она дрожала. Сама того не осознавая, она дрожала. Ахмади замерла. — Вы мне верите?
— Да.
Танака медленно кивнула.
— Я не могу выносить посторонних у себя в голове.
— Потому что она ваша, — сказала Ахмади. — Это единственное место, принадлежащее вам.
— У меня есть... отдушины.
— Отдушины?
— У меня есть секреты. Они... только мои. Так я выделяю свое пространство в мире. Только благодаря этим секретам я еще существую. Я люблю Лаконию, потому что, если меня застукают, последствия будут серьезными.
— Хотите рассказать мне о своих секретах?
Танака покачала головой.
— После инцидента у меня бывают... видения.
— Видения? — эхом повторила Ахмади.
— Голоса, но не как при групповых галлюцинациях. Образы из чужих жизней, лица людей, с которыми я никогда не встречалась. Чувства. Глубокие, переполняющие чувства из-за событий, в которых я никогда не участвовала. И я опасаюсь, что где-то там, кого-то посещают подобные видения... обо мне.
Ахмади сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Ее лицо стало серьезным.
— Хочу спросить вас, могу ли я обращаться к вам по имени? — сказала Ахмади. — Можно?
Танака кивнула. По какой-то причине говорить ей было трудно. Что-то мешало в горле.
— Алиана, я хочу спросить, могу ли я взять вас за руку. Можно?
— Да, — ответила Танака едва слышным шепотом.
Доктор Ахмади наклонила вперед плотное, тучное тело. Ее пальцы оказались сильными, а кожа сухой. Танака поежилась.
— Алиана, мне кажется, вы описываете психологическое насилие.
— Никто до меня не дотрагивался.
— У вас очень четкие личные границы, и они очень важны для вас. Их нарушили без вашего согласия. Это так? Пожалуйста, скажите, если я не права. Я хочу разобраться.
— Они у меня в голове. Я не могу их изгнать. Они узна́ют то, чего знать не должны.
Ей казалось, что она говорит очень спокойно, учитывая обстоятельства. Ахмади кивнула.
— Хотите сказать, что все это... продолжается? Еще происходит, прямо сейчас?
Танака застыла. Ахмади выпустила ее руку и медленно отодвинулась, пока их не разделил стол. Глаза психиатра были широко открыты, а щеки пылали. Реакция жертвы. Какую бы подготовку не прошла Ахмади, ее точно учили распознавать опасность. В это мгновение Танака как раз задумалась, как может убить эту женщину. Способов было несколько. Ни один не угрожал ей лично, а два сулили катарсис.
На миг другие ее «я» притихли, словно испугались так же сильно, как и мозгоправ. И это любопытно, но она обдумает это после. А пока, в этом кабинете, Танака раскинула руки, расставив пальцы. Универсальный жест «я не вооружена». Ахмади все же не вышла из-за стола. Умница.
— Полагаю, теперь вы поняли, в чем дело, — сказала Танака, проговаривая слова так осторожно, словно они могли порезать губы.
— Понимаю, что вы пытаетесь побороть. Все это звучит... кошмарно.
— Да. Вы можете это исправить?
— Мне кажется, мы могли бы попробовать кое-что...
Танака отмахнулась от ее слов, и Ахмади замолчала.
— Я должна это остановить. Не могу больше терпеть. Понимаете?
— Да.
Ахмади облизала губы, и Танака смутно вспомнила кого-то похожего, только с более широким лицом и высоким лбом, в точности с такой же позе. Она отбросила эту мысль.
— Лечение возможно, — сказала Ахмади. — Есть препараты, помогающие от навязчивых мыслей. Если предположить, что механизм аналогичен, они способны помочь.
— Хорошо.
— Если возможно стационарное лечение, можем попробовать магнитную терапию. Она притупит ощущения.
— Но не прекратит все это.
— Я не знаю, что это такое. Но помогу вам узнать. Обещаю, Алиана. Вы не останетесь наедине с этим кошмаром.
Она не видела иронию в этой фразе, а Танака была не в настроении объяснять. Она чувствовала себя, будто подхватила вирус. Устала настолько, что мышцы отходят от костей. Буря в ее голове никуда не делась, но чуть-чуть притихла. Танака не особо на это полагалась. Усталость делала ее уязвимой и слабой. И не освобождала от тех, других.
— Сначала попробуем лекарства, — сказала она.
— Я пропишу их прямо сейчас.
Танака встала. Станция качнулась под ее ногами, хотелось лишь одного — закрыть глаза.
— Думаю, на сегодня достаточно.
— У нас еще есть время, если вы хотите...
— Думаю, на сегодня достаточно. Пусть лекарства доставят в мою квартиру на станции. Я начну их принимать.
— Мне бы хотелось еще раз с вами встретиться. — Это было смелое заявление, они обе это знали. Танака опустила голову. Ахмади расправила плечи. А когда заговорила, голос был тихий, спокойный, ободряющий, как в самом начале встречи. — Сейчас у вас кризис. Но вы невероятно сильный человек. Раньше вас ничто не могло остановить, и потому вы считаете, что, стиснув зубы и кулаки, пройдете и через это. И, по правде говоря, вероятно, вы сможете. Но вы от этого не излечитесь, Алиана. Без посторонней помощи.
Отвечая, Танака намеренно повторила интонации доктора Ахмади. Не передразнивала ее, не совсем.
— Вы считаете, что я подвергаюсь постоянному психологическому насилию, которое невозможно остановить.
— Да.
— И вы думаете, от этого можно излечиться?
— Мне бы хотелось вам помочь.
— Мне хотелось бы, чтобы мне помогли, — сказала Танака. — Пришлите таблетки. Начнем с них.
***
Незнакомая станция удерживала внимание Танаки. Загадки указателей и вывесок, поиск пути к транспортным капсулам, выбор верного лифта к квартире — все это отвлекало от навязчивых мыслей о чем-либо другом. Но когда она добралась до квартиры, стало гораздо хуже.
Комнаты были простые, элегантные и просторные. Главным образом в пыльно-красных тонах, подчеркивающих мазки лаконийского синего. Декор минималистичный и подобран со вкусом: высказывание Первого консула, написанное каллиграфическим почерком, хрустальная ваза с единственным цветком, который каждый день менялся обслуживающим персоналом, а узор на полу напоминал циновки татами. Здесь ничто не отвлекало от мыслей и эмоций.