«Тогда откуда они знали, что системы мертвы?»
«Они все были связаны».
Элви остановила запись.
— Строители не отправились на поиски. Им это просто не требовалось, они и так были связаны. Потеряв систему, они сразу знали, что там никого не осталось. Они использовали врата, чтобы перемещать материю, когда требовалось, но это вроде того, как мы проталкиваем пищу по кишечнику. Практически бессознательно. Они этого не планировали, у них не было торговых путей. Так что, если в системе нечего было поддерживать, не было и трафика.
— Трафика?
— Как «Аматэрасу». Враг делал ход, и движение останавливалось. Что, если так враг узнавал, что ход сработал? Но в нашем случае трафик не прекратился. Я думаю, что мы для них так же сложны для восприятия и осмысления, как и они для нас. Поэтому часть того, что мы можем сделать, это портить их данные. Они чувствуют все наши случайные, несогласованные перемещения. Все равно что слышать шуршание крыс в своих стенах и травить их разными ядами, пока шум не прекратится. Прекращение шума — вот так вы узнаете, что ваши меры сработали. И поскольку мы все еще совершаем переходы через врата, они не могут знать, что яд подействовал.
— Потрясающая теория.
— Ага. Или.
— Или?
Элви переключилась на другую аудиометку. Сначала та была единственной.
— Или все это находится в пределах погрешности, и они скоро убьют нас всех. — Она не смогла сдержать отчаяние в голосе. Даже если бы смогла, Фаиз бы услышал. Слишком давно они знали друг друга. — Нужно настойчивее искать ответы.
— Еще настойчивее?
Элви отпустила его руку и потерла глаза. На ресницах осталась соль от высохших слез.
— Я поговорю с Карой, — сказала она. — Спрошу, готова ли она.
— Поговори и с Ксаном. Он просидел в камере катализатора дохрениллиард часов. И хотя он молчит, это сводит его с ума.
«Мы все сходим с ума», — пронеслось в голове у Элви, но она промолчала.
Когда Фаиз заговорил снова, осторожная жизнерадостность исчезла. В голосе слышались ужасная усталость и разбитость. Точно такие же, как у нее. Настоящие.
— Я не говорю тебе, что делать. Просто...
— Говори.
— Кортасар много лет держал их в клетке. Он проводил тесты, не заботясь об их состоянии.
— Я получила согласие Кары...
— Эти погружения меняют ее, и мы не понимаем, как именно. То, что они ей нравятся, меня вообще не успокаивает.
Элви вспыхнула, но это же был Фаиз, а ей не хватало сна и с избытком хватало продуктов распада адреналина. Вроде бы это миндальная кислота, подумала Элви, но без уверенности. Когда Фаиз продолжил, она постаралась слушать, а не просто реагировать.
— Я знаю, что сейчас нахожусь не в самом здравом уме. Мы застряли на этом корабле слишком надолго, все просто разваливаются, и это жуть как страшно. Я это понимаю. Понимаю. Но именно для этого существуют этические нормы. Чтобы, когда все становится мутным, что-то могло указать нам путь.
— Думаешь, я нарушаю этические нормы?
— Да. Я тебя люблю, но да, нарушаешь. Совершенно точно.
Фаиз сделал извиняющееся лицо.
Элви глубоко вздохнула. «Сокол» тихо гудел, будто тоже ждал, что она скажет.
— Я знаю, — сказала она.
Произнесенные вслух, слова принесли облегчение.
— И что будем с этим делать?
Элви скрестила руки на груди.
— Помнишь доктора Негилу?
— Имя из преданий старины глубокой. Она преподавала в университете Калабара?
— Я вместе с ней посещала семинары по этике. Мы читали историю о прекрасной утопической стране, где все было чудесно, просвещенно, приятно и справедливо, за исключением одного ребенка, который должен был жить в страданиях. Лишь один ребенок в обмен на рай для всех остальных.
— Я ее знаю. «Омелас».
— У нас здесь совсем не то, — продолжила Элви. — Я работаю на авторитарного диктатора в системе, где люди страдают, обманывают, убивают друг друга. Я рискую собой и своими сотрудниками, отправляя результаты исследований политическим врагам своего босса. Мы не создаем прекрасную и благодатную утопию. Если мы победим, спасенные жизни останутся той же смесью дерьма, разочарования и абсурда, как были всегда.
— Это верно.
— Ребенка в той истории принесли в жертву ради качества жизни. Если я жертвую Карой, а я признаю, что, возможно, я это делаю, то не ради качества. А если мне придется пожертвовать ей ради того, чтобы количество человеческих жизней отличалось от нуля? Это дешево. Даже если придется отдать всё, это будет выгодная сделка.
Слова тяжким грузом легли на плечи Фаиза. Он опустил голову.
— Да. Ясно.
— Если ты не можешь в этом участвовать, это нормально. Я организую для тебя транспорт на Лаконию, в Директорат по науке. Ты можешь заниматься своими исследованиями там с тем же успехом, что и здесь.
— Милая, ты же знаешь, что я так не поступлю.
— Я пойму, если поступишь.
— Не поступлю. Я просто хотел убедиться, что мы делаем то, что собирались. Если сейчас правильно делать то, что неправильно, я все равно планирую просыпаться рядом с тобой, пока мы этим занимаемся. Это и есть дело моей жизни.
Они молча парили несколько секунд, не прикасаясь друг к другу.
— Тебе надо лечь, — сказал Фаиз. — Уже очень поздно, мы оба страшно устали.
— Сейчас. Нужно отправить Трехо отчет о Сан-Эстебане, а Очида ждет перераспределения ресурсов в соответствии с новым планом.
— Ах да, и доктор Ли хотел с тобой поговорить, если найдешь время. По личному вопросу.
Элви вопросительно мотнула головой.
— Кажется, у физиков сложился дисфункциональный любовный треугольник. Возможно, им требуется внушение от босса.
— Это что, шутка?
Фаиз развел руками.
— Все, что мы совершили, мы совершили, будучи приматами. То, что мы способны на умопомрачительные чудеса, не означает, что мы перестали быть машинами для секса и убийства. Организм не меняется.
— Ладно, я загляну на мостик. Можешь сделать мне одолжение?
— Все, что угодно.
— Спасательный дрон должен был обновить меню. Посмотри, не научился ли камбуз изображать что-то похожее на сааг панир?
— Если так, он будет в каюте.
Он подплыл ближе и поцеловал ее, прежде чем отправиться в коридор. Элви снова обратилась к снимкам из Сан-Эстебана. Теперь в каждом теле она видела Фаиза. Или себя. Или Джеймса Холдена. Или Антона Трехо. Или Уинстона Дуарте.
Она начала запись.
— Адмирал Трехо. Как я поняла, Сан-Эстебан становится еще одной приоритетной задачей. Все, что могу предоставить прямо сейчас — наш обзор, некоторые предположения и мой план дальнейших действий...
За полчаса удалось записать устроившую ее версию, и она сделала копию для отправки Наоми и подполью. В этом деле они все — союзники, даже если сами об этом не знают.
К тому времени, когда она отправила свой план перераспределения средств Очиде и поговорила с Харшааном Ли о том, как не дать любовной драме на «Соколе» выйти из-под контроля, прошло два часа. Фаиз спал в их каюте. Ее ждал тюбик сааг панира, рядом — груша с чаем без кофеина. Элви поела, попила и пристегнулась, чтобы поспать.
Ей снился океан, полный акул, которые съедят ее, если она будет двигаться слишком быстро.
Кара парила в лаборатории, пока техники настраивали шапку датчиков на ее голове. Все вокруг бурлило, но Элви казалось, будто они с Карой абсолютно неподвижны. Око бури. На экранах двигались и моргали данные мозговой активности девочки, пока экспертные системы сопоставляли то, что видели сейчас с тем, что было раньше. Это называлось «нормализация». Как будто еще существовали какие-то нормы.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Элви.
Абсолютно черные глаза Кары повернулись к ней, замерли на секунду, и девочка улыбнулась. Элви хотелось верить, что улыбка была искренней. И возможно, задержка между стимулом и ответом казалась фальшивой и преднамеренной только потому, что Элви пыталась воспринимать девочку так, будто она такая же, как другие люди. Как будто она тоже примат. «Организм не меняется», — всплыли в ее памяти слова Фаиза, и теперь они казались предостережением.
Организм изменился.
Будто услышав ее мысли, Кара спросила:
— Вас что-то беспокоит?
— Я думала... о когнитивных изменениях, которым подверглись вы с Ксаном. Ты помнишь, как было раньше?
— Раньше?
Один из техников прикоснулся к проводам датчика, и на всех дисплеях загорелся зеленый цвет. Готово.