— До изменений. До всего этого, — ответила Элви.
Она не сказала «до того, как вы умерли».
— Не знаю. Наверное, как у всех. Это было так давно.
Элви заставила себя улыбнуться, пытаясь представить, где она была, когда Кара последний раз сбежала в дебри Лаконии. Кем она была, когда Кара была человеком?
— И для меня давно, — сказала она, и собралась с мыслями. — Ладно, на этот раз мы попробуем немного иначе. Нужно усовершенствовать поиск. Попытаться найти определенные ответы на вопрос том, как возникли врата. Нужно перевести БИМ из режима лекции в режим вопросов и ответов. Если сможем.
— Из-за Сан-Эстебана?
Элви поискала ответ помягче, но не нашла.
— Да.
— Я могу попытаться, — сказала Кара. — Только не знаю, понравится ли ему.
— Если что-то пойдет не так, скажи только слово, и мы тебя вытащим. Я буду следить за твоим уровнем стресса. Если станет плохо, даже если не сможешь говорить, я увижу. Ладно?
— Я смогу. Я этого хочу.
Элви взяла девочку за руку. Она казалась такой тонкой и хрупкой.
— Я тоже.
Интерлюдия. Спящая
Спящая сознательно проваливается в сон, плавно, все глубже и глубже, слой за слоем погружается в бездну. Она триедина, но одного по-прежнему не хватает, а сон говорит ей о распространении в пустоте и о звездном свете, и о клетках, о разуме, о мерцании, притягивающем, как песни и поцелуи, которые и есть свет. Кто не чувствует зова звезд, выпадает из сна, остальные растут и мудреют, становятся шире и полнее океана. Им уютно в вакууме, где их греет только собственный тлеющий жар.
Да, она видит сны, она словно плывет по течению. Но врата? Как возникли врата?
А праматери беззубо шепчут: посмотри сюда, и я все тебе расскажу. Посмотри сюда, здесь свет становится всем, посмотри, как свет обучается мыслить.
Да, и снова да, но как же врата? Тьма? Как настал конец?
Свет преломляется, как в стеклянной бусинке, которую старуха протягивает на ладони ребенку. Посмотри, на что способен свет! Каким насыщенным он может быть! Разве это не чудесно, разве не прекрасно? Разве ты не хочешь поглотить его целиком, чтобы он мог поглотить тебя, расширяя-сжимая всю полноту цветения?
Но врата. Врата. И нечто в конце.
А праматери улыбаются, улыбаются и кивают, и опять улыбаются. Сон меняется, как удар в лицо. Все богатство света преломляется, появляются дыры в спектре. Бесконечные дыры, больше тьмы между светом, который больше, чем свет. Спящая задыхается. Реальность врывается в нее, словно приступ рвоты, как припадок или оргазм, а праматери держат стеклянную бусину — ее голову — и она готова взорваться.
— С ней точно всё в порядке? Не пора ее вытащить?
— Еще нет.
А во сне свое место занимает новая физика. Да-да-да, обезьяны начинают с дуги камня, летящего в воздухе, они всё узнают не так, как спящая во сне — это тот, что в синем. Свет приходит плавно, с лаской воды и соли, у него иные начало и продолжение, и другая насыщенность, с ногтями в трещинах между этим и вечным снаружи.
Смотри, смотри, как все когда-то происходило, говорят праматери. Смотри, и все повторится. Раскололась холодная крыша мира, и возникли звезды. Точно так же разрывается вакуум, и показывается внешняя реальность, более старая, более необъятная.
Тело Бога. Небеса, где все ангелы ненавидят нас.
Спящая ощущает дрожь, ощущает потерю контроля над мочевым пузырем и кишечником. Не буди меня, не буди меня, нет.
Ты же хочешь знать.
Новая физика порождает новые проблемы, а проблемы пробуждают новые сны. Второй всплеск, расцвет жизни, на сей раз более обширной. Инструменты – это всего лишь инструменты, служащие для того, чтобы быстро внедрить жизнь туда, где она расцветет и когда-нибудь вернется с дарами для праматерей, которые ее породили. Бесконечно терпение тех, кто чрезмерно холоден, слишком медлителен и слишком огромен, чтобы когда-либо умереть, слишком непредсказуем для того, чтобы время его коснулось. В дыры светового спектра выдувается пузырь, и, как поцелуи, тысячи, тысячи и тысячи семян разлетаются к поющим звездам. А потом...
Спящая трепещет. Тело где-то начинает отказывать, и она ощущает, как под ней разверзается нечто более глубокое, чем сон. Все, что начинается, когда-то закончится, и конец уже покашливает в коридоре. Заберите меня отсюда. Вытащите, вытащите меня.
«Что это?» — говорит синий. Спящая отбивается, но это больше не ее сон. Праматери что-то щебечут и разбегаются, тянут ее тысячей пальцев. Эхо говорит: «Извини. Не хотелось тебя в это втягивать. Просто попытайся расслабиться». Но оно говорит не с ней.
Ядро огромного атома, пылающий часовой механизм в его сердце. Энергия миллиона солнц, полученная из древней вселенной. «Да-да-да, — говорит синий. — Теперь я понимаю. Покажи мне, как всё происходит, и праматери это сделают».
Ее хватают.
И вытаскивают.
А синий кладет ей на голову мягкую руку и ласково удерживает под водой. Система отключается, и небольшое количество из квадриллионов голосов умолкает. Сотня систем. Они идут на войну, война проиграна, но мне показывают, где зарыто оружие. И праматери всё сделают играючи.
«Да, — говорит синий. — Да. Вот это и было мне нужно. Спасибо».
Глава двадцать первая. Танака
Девчонка на экране была одета в нечто вроде военной формы, держалась с нарочитой военной выправкой, а говорила официальным тоном, который, видимо, должен звучать властно.
— Я принимаю предложение адмирала Трехо и разрешаю одному эмиссару с вашего корабля войти на станцию «Драпер» и забрать Терезу Дуарте, — сказала Джиллиан Хьюстон. — Как только передача состоится, «Ястреб» и «Деречо» должны уйти из системы Фригольд, пока мы не придем к окончательному соглашению о дальнейших действиях.
— Ну и ну, — произнесла Танака. — Мы должны уйти.
— Да, сэр, — отозвался Мугабо. И спустя секунду добавил: — А выглядит она совсем зеленой.
— Еще молоко на губах не обсохло. Поверить не могу, что мы так долго не могли выследить девчонку, которая до сих пор спит со своим плюшевым мишкой.
— Полагаю, «Штормом» до последнего момента командовал марсианин, пока они не напали на Лаконию.
— А во время нападения командовала Нагата, — сказала Танака, наклонив голову. — Тогда почему сейчас с нами говорит не она?
— У меня нет правдоподобных теорий, — признался Мугабо, хотя Танака на самом деле говорила не с ним.
Трехо придумал смелый план, в этом ему не откажешь. Но, как и у всех смелых планов, в нем было одно слабое место. Если Нагата согласится с условиями, Трехо позволит ей командовать, пока не нарастит утраченную силу. А если окажется, что Дуарте невозможно контролировать, вероятно, придется даже оставить ее номинальным руководителем на вечные времена. Это был элегантный способ положить конец войне — отдать врагу видимость власти, но оставить истинные бразды правления себе, а потом наблюдать, заметит ли она.
Если бы она не согласилась и послала ответ с отказом, были еще открыты двери для дипломатии. А дипломатия предоставляет возможность выудить у врага больше информации. Или враг выудит информацию у тебя. Танака не любила дипломатические игры, но разбиралась в них.
Однако нынешнее положение было чем-то средним. С одной стороны, предложение приняли, якобы от имени подполья, но говорила не Нагата. Переговоры об условиях, но не самых главных. Однако Танака уже получила важные данные: точное местоположение секретной базы подполья и подтверждение, что «Близкий шторм» или, как минимум, его командир, находится там. Наверняка там же и Тереза Дуарте. Девчонка-капитан вела себя так, как будто Тереза там. Наверняка так и есть. Прошедший из Нового Египта через врата корабль очень похож на «Росинант». И он направился к спутнику, где находится вражеская база. А если «Росинант» там, наверняка там Джеймс Холден и Наоми Нагата.
Если бы ответила Нагата, ничто не предвещало бы подвоха.
Но он здесь явно был.
— Я лично этим займусь, — сказала она. — Лечу за девчонкой.
Если она и ожидала от Мугабо возражений («В прошлый раз с вами был отряд морпехов, и вы все равно оказались на волоске от смерти, сэр»), то он ее разочаровал. Однако разочарованной она себя не чувствовала. Скорее, ее это позабавило.
— Прикажите Боттону вести «Деречо» на сближение с нами, — сказала она — Если после всего мы все-таки улетим, будет похоже на жест доброй воли. Если придется драться, пусть будет поблизости.