Никто даже и не думает встать. Кропп с
интересом разглядывает его.
Теперь он стоит перед нами и ждет. Видя, что все молчат, он пускает пробный шар:
- Ну как дела? Проходит несколько секунд; Химмельштос явно не знает, как ему следует себя вести. С каким удовольствием он заставил бы нас
сейчас сделать хорошую пробежку! Однако он, как видно, уже понял, что фронт - это не казармы. Он делает еще одну попытку, обращаясь на этот раз
не ко всем сразу, а только к одному из нас; он надеется, что так скорее получит ответ. Ближе всех к нему сидит Кропп. Его-то Химмельштос и
решает удостоить своим вниманием.
- Тоже здесь? Но Альберт отнюдь не собирается напрашиваться к нему в друзья.
- Немножко подольше, чем вы, - кратко отвечает он.
Рыжие усы Химмельштоса подрагивают.
- Вы, кажется, меня не узнаете? Тьяден открывает глаза:
- Нет, почему же? Теперь Химмельштос поворачивается к нему:
- Ведь это Тьяден, не так ли? Тьяден поднимает голову:
- А хочешь, я тебе скажу, кто ты? Химмельштос обескуражен:
- С каких это пор мы с вами на ты? Мы, по-моему, еще в канаве вместе не валялись.
Он никак не может найти выход из создавшегося положения. Столь открытой вражды он от нас не ожидал. Но пока что он держит ухо востро, -
наверно, ему уже успели наболтать про выстрелы в спину.
Слова Химмельштоса о канаве настолько разъярили Тьядена, что он даже становится остроумным:
- Нет, ты там один валялся.
Теперь и Химмельштос тоже кипит от злости. Однако Тьяден поспешно опережает его; ему не терпится высказать до конца свою мысль.
- Так сказать тебе, кто ты? Ты гад паршивый, вот ты кто! Я уж давно хотел тебе это сказать.
В его сонных свиных глазках светится торжество, - он много месяцев ждал той минуты, когда швырнет этого «гада» в лицо своему недругу.
Химмельштоса тоже прорвало:
- Ах ты щенок, грязная торфяная крыса! Встать, руки по швам, когда с вами разговаривает начальник!
Тьяден делает величественный жест:
- Вольно, Химмельштос. Кру-гом!
Химмельштос бушует. Это уже не человек, - это оживший устав строевой службы, негодующий на нарушителей. Сам кайзер не счел бы себя более
оскорбленным, чем он. Он рявкает:
- Тьяден, я приказываю вам по долгу службы: встать!
- Еще что прикажете? - спрашивает Тьяден.
- Вы будете выполнять мой приказ или нет? Тьяден отвечает, не повышая голоса и, сам того не зная, заканчивает свою речь популярнейшей цитатой
из немецкого классика [4]. Одновременно он оголяет свой тыл.
Химмельштос срывается с места, словно его ветром подхватило:
- Вы пойдете под трибунал! Мы видим, как он убегает по направлению к ротной канцелярии.
Хайе и Тьяден оглушительно ржут, - так умеют хохотать только торфяники. У Хайе от смеха заскакивает челюсть, и он беспомощно мычит открытым
ртом. Альберт вправляет ее ударом кулака.
Кат озабочен:
- Если он доложит, тебе несдобровать.
- А ты думаешь, он доложит? - спрашивает Тьяден.
- Обязательно, - говорю я.
- Тебе закатят по меньшей мере пять суток строгого, - заявляет Кат.
Тьядена это ничуть не страшит.
- Пять суток в кутузке - это пять суток отдыха.
- А если в крепость? - допытывается более основательный Мюллер.
- Пока сидишь там, глядишь и отвоевался.