– Вы рехнулись? – отмер позади него Фрипп. – Вы военный преступник, Винтерсблад! Стреляете по своим! Это мой дредноут, и по закону военного времени я могу судить и приводить приговор в исполнение прямо в небе! А по вам давно уже расстрел плачет!
Винтерсблад почувствовал, как ему в затылок ткнулось дуло револьвера.
– Так стреляйте, – всё так же холодно и невозмутимо сказал Блад. – Но если со мной что-то случится, председатель совета расформирует полк. Даже если я просто свалюсь с лестницы, вы, господин капитан, получите новую пехоту, – офицер развернулся лицом к Фриппу, и теперь дуло капитанского пистолета упиралось командиру промеж глаз, – и ладно, если это будут не такие ребята, как воспитанники полковника Тен! – Блад саркастически усмехнулся. – А ваши солдаты будут раскиданы по сотне других полков.
Винтерсблад блефовал: речи об этом с Ортизом не было. Председатель опасался реакции Фриппа и того, какую тот может поднять волну среди своих почитателей, иначе бы давно расформировал раздражающий его полк. Но ни солдаты, ни сам Фрипп об этом не знали, а у Винтерсблада была полная свобода действий, и он был уверен: при необходимости Ортиз поддержит его версию.
– Ну так что, долго мне ждать? – Блад сложил на груди руки. – Либо стреляйте уже, либо заканчивайте тыкать в меня вашим никчёмным причиндалом, капитан! Не тяните время: через час мы догоним имперцев, вам нужно готовиться к абордажу.
Фрипп глядел на офицера остекленевшими злобными глазами, до зубовного скрипа сжав челюсти и покрываясь бордовыми пятнами. В его горле что-то невнятно булькнуло.
– Вы же не будете больше пренебрегать ближним боем, верно, сэр? – вкрадчиво уточнил Винтерсблад.
– Да пошёл ты, щенок! – прошелестел сквозь сжатые зубы Фрипп и быстро вышел из зала, продолжая конвульсивно стискивать рукоять револьвера.
– Пока капитан готовится к абордажному бою, – обратился командир к притихшим солдатам, – мы с вами обсудим тактику. Сегодня у меня будет возможность посмотреть, чего стоит каждый из вас, а с завтрашнего дня начнём усиленные тренировки. Всё ясно?
– Разрешите обратиться, сэр! – сипло спросил один из солдат.
– Разрешаю, Гастман.
– А вы, что ли, тоже с нами в бой пойдёте?
– А как вы себе представляете обязанности командира пехоты? Я не просто пойду с вами. Я поведу вас.
– Так а это… – солдат соображал, выбирая слова помягче: ему не хотелось получить пулю от свихнувшегося командира, – а вдруг с вами чего… И что тогда с нами?
– Что вам непонятно, Гастман? Я же всё объяснил.
– Ну так ведь это… вина-то не наша! А накажут, если с вами чего случится, нас! Ну и капитана…
– Ну тогда в ваших интересах, – усмехнулся Блад, – чтобы со мной ничего не случилось.
***
Фрипп и не думал идти на абордаж. Завидев бресийский цеппелин, он дал команду артиллерии готовиться к дальнему бою и ждал, что вот-вот в гондолу управления с воплями влетит полоумный командир пехоты. Командир вошёл шагом и молча, встал посреди гондолы, скрестив на груди руки.
– Пехота построена и к абордажу готова, капитан, – сообщил он.
– Не будет тебе никакого абордажа, паскуда ты лохматая, я здесь капитан!
– Вы видели, кого мы нагоняем, «вы-здесь-капитан»? – осведомился Винтерсблад. – Это «Дождливый гость», он никогда не упустит возможность напасть, а стрелять не особенно любит.
– Пусть нападает! Я ещё в состоянии уйти от его атаки и подбить его, не сближаясь! – рявкнул Фрипп.
Винтерсблад перевёл взгляд за окна: имперский дредноут их заметил и разворачивался для боя. Офицер кивнул, неспеша подошёл к пожарному щитку, снял с него топор… И со всей силы рубанул рулевую тягу.
– Теперь не в состоянии, – с едким спокойствием констатировал он. – Не хотите брать их на абордаж, тогда пусть они возьмут нас. Но абордаж будет, я дожму вас, капитан.
Фрипп обезумевшими глазами впился в подполковника, налился малиновостью от бороды до корней волос, хотел что-то заорать, набрал в лёгкие побольше воздуха и осел, хватаясь за сердце, на руки подоспевшему Медине.
– Что вы наделали, сэр! – поражённо прошептал второй пилот, укладывая задыхающегося полковника на пол. – Мы же не сможем теперь ни с места сдвинуться, ни даже развернуться!
– Оставьте, Медина! – хмыкнул Блад. – Техники починят тягу часа за три. Но сначала – абордажный бой! И вы, Кирк, я полагаю, теперь за старшего, – офицер опустил взгляд на полуобморочного Фриппа. – Штурман, дайте капитану водички! – бросил Винтерсблад, выходя из гондолы управления.
***
Блад стоял перед задраенным люком, отсчитывая секунды, оставшиеся до того, как бресийцы его вскроют. Позади офицера сгущалась боевая ярость пехоты: до этого момента они и сами не понимали, насколько соскучились по работе, живя по указке своего заплесневелого капитана. В руках Винтерсблада вместо карабина были сабля и кортик, что немало удивляло солдат. Это был его первый бой после очень долгого перерыва. Первый после многих лет – без Тени.
Когда бресийские абордажные ножи с лязгом вскрыли люк, а первые имперские солдаты выбили его внутрь «Ржавого призрака», Винтерсблад оказался в густой, плотной тишине, нарушаемой лишь размеренными ударами его сердца. Офицеру почудилось, что люди вокруг замерли. Но всё же они двигались, только очень медленно. Так медленно, что он успел напасть на атакующих раньше, чем сами атакующие напали на них.
Блад бросился под ноги первым имперским солдатам, раскинув руки так, что кончик его сабли касался одной стены коридора, а остриё кортика – другой. Бресийцы не сразу сообразили, что сбило их с ног. Они даже не сразу поняли, что встать больше не смогут. Винтерсблад подсёк и опрокинул их, рубанув по ногам саблей и кортиком; не останавливаясь, припал на колено и, перекувырнувшись через голову, оказался перед вторым рядом вражеских солдат. Выпрямляясь во весь рост, синхронным движением обеих рук вверх-вниз вспорол нескольких человек, а следом, уже выпрямившись, широким замахом полоснул ближайших к нему противников по горлу.
И тут вернулись звуки: заорали ринувшиеся в атаку вслед за командиром солдаты 417-го…
Для прославившегося на абордажах имперского цеппелина это был самый короткий бой за всю историю. Вскрыв люк «Ржавого призрака», пехота не успела даже занять абордажный коридор противника, как была сметена чудовищным по своей мощи и ярости сопротивлением. Тех бресийцев, которых не затоптали в самом начале, быстро запихали обратно на их дредноут и дорезали уже там. Пилотов взяли в плен. Команда цеппелина между смертью и добровольной капитуляцией выбрала последнее. Так был захвачен «Дождливый гость» – один из самых известных имперских воздушных кораблей.
Газеты Распада взорвались восторженными рассказами о «триумфальном возвращении в строй едва не расстрелянного по ложному доносу героя Распада Винтерсблада и легендарного пилота Фриппа, о непобедимости которых общественность начала уже забывать, но тут – о, чудо! – волей верховного главнокомандующего они оказываются на одном цеппелине и, объединив свои таланты, наносят сокрушительный удар имперским войскам!»
В газетах Бресии статьи были далеко не восторженные, но замолчать такую бесславную потерю одного из лучших дредноутов, да ещё и со всем личным составом, у императора не вышло.
***
– О, капитан! – Винтерсблад поприветствовал вернувшегося после сердечного приступа из госпиталя на цеппелин Фриппа, – с возвращением! На первые полосы газет.
Полковник смерил командира пехоты недружелюбным взглядом и, кряхтя, занял своё место у штурвала.
– Если думаешь, что я благодарен тебе за это или начну уважать, то сильно ошибаешься! – пробухтел он.
– Ну что вы, капитан, – Блад улыбнулся обаятельно и ядовито, – я уже смирился до конца своих дней страдать от вашей ко мне нелюбви! Но абордажей вам не избежать, ведь в вашу геройскую спину теперь смотрю не только я с пехотой, но и весь Распад!
– С солдатами своими остри, мерзавец! А с капитаном изволь соблюдать субординацию! И покинь гондолу управления! Расселся тут, как у себя на кухне!
– Не смею больше беспокоить, господин капитан, сэр! – офицер демонстративно раскланялся и удалился в свой кабинет.