Карт-бланш
Мелкий дождик был невесом и душист, словно и не дождь вовсе, а облачко духов, которыми брызнулся поздний май. Высокие деревья, растущие вокруг кладбища, отгораживали его от остального мира, не позволяя суете живых тревожить покой мёртвых.
Ей было бы скучно здесь, ведь она никогда не любила покой. Та, которая лежала сейчас в гробу, покрытом распадским флагом.
Вокруг, скорбно опустив головы, толпились военные. В стороне стоял Ортиз со своей свитой. На углу отполированной крышки гроба притулилась нахохлившаяся одноглазая сорока. Капитан «Заклинателя воронья», стоявший ближе всех, забрал птицу, когда пришло время опускать гроб. Сорока очень хотела вернуться назад, даже попыталась выпорхнуть из рук капитана, но лишь шлёпнулась на кучу только что выкопанной земли, беспомощно распластав крылья. Капитан бережно поднял её и положил себе за пазуху. Точка покорно затихла, наблюдая за происходящим единственным своим глазом в зазор меж двух застёгнутых пуговиц капитанского кителя.
Когда все цепочкой потянулись бросить горсть земли на опущенный в могилу гроб, Винтерсблад незаметно ушёл с церемонии. Он не готов был участвовать в закапывании Юны в землю. Не мог.
Подполковник курил, привалившись плечом к старому дубу, когда к нему подошёл Ортиз, оставив свою охрану дожидаться поодаль. Председатель жестом попросил у Блада огонька, закурил и несколько затяжек молчал, отрешённо глядя в пустоту перед собой.
– Я знаю: ты взял её боль на себя, – наконец произнёс он надтреснутым голосом. – Вся команда написала рапорт, что ты допился до зелёных чертей. Только Медина посмел пойти против капитана и предположить, что случившееся с тобой не похоже на пьяный угар. Изложил всё в подробностях, и я понял… – Ортиз помолчал. – Она умерла легко. Легко, потому что ты забрал её боль.
Винтерсблад вздохнул:
– Но я не смог забрать её смерть.
– Это не в твоей власти.
– В моей! – зло крикнул офицер, и ладонь Ортиза тут же взметнулась вверх, останавливая ринувшихся к нему телохранителей. – В моей, потому что я должен был умереть вместо неё! Потому что я должен был стоять за правым её плечом! Потому что… – голос сорвался, и подполковник в отчаянии саданул кулаком по морщинистой коре старого дуба.
Ортиз незаметно кивнул своим охранникам, и один из них трусцой побежал к Бладу, доставая из кармана чистый платок, чтобы вытереть кровь с разбитой руки офицера.
– Да пошёл ты! – шикнул на него Блад, отворачиваясь.
Он упёрся согнутым локтем в дерево, закурил очередную сигарету. Кровь капала на запылённые мыски его сапог.
– Она бы этого не позволила, – после долгой паузы, дождавшись, пока офицер поостынет, мягко возразил председатель. – Ты не знаешь, как она просила за тебя! Мы с ней знакомы с юности, и никогда ни за кого она не ручалась собственной головой. Она впервые в жизни послушала сердце, а не разум, когда поставила мне условие, что летать с тобой больше не будет. Теперь я знаю почему… А ты стоишь тут, с ног до головы проспиртованный, и говоришь, что всё это напрасно. Режешь меня по живому.
Винтерсблад обернулся на Ортиза и только сейчас заметил, что руки председателя мелко дрожат, а уставшее, осунувшееся лицо его щедро припудрено, словно тот хотел скрыть от посторонних глаз слишком заметные следы слишком большого горя. Подполковник всё понял.
– Простите… Я не знал…
Ортиз слабо улыбнулся. Улыбка вышла пугающе опустошённой.
– Брось, подполковник, я и сам не знал… Не знал, было ли это для неё чем-то большим, чем утехи на время увольнений… Но надеюсь, что с остальными, кто был помимо меня, она спала лишь для ритуала… Догадываюсь, что уж тебе-то есть что возразить! Но прошу: не надо. Это заблуждение меня утешает.
– Мне нечего вам возразить, – помолчав, ответил Блад.
Ортиз взглянул на собеседника, и тот заметил в глазах председателя на миг вспыхнувшее удивление, облегчение и… благодарность?
– Я сниму тебя с «Ржавого призрака». Назначу вместо неё, к прежней команде.
– Почему?
– Потому что иначе тебя там убьют. Она бы этого не допустила. Не допущу и я.
Вновь воцарилось молчание: председатель потерянно смотрел вдаль, Винтерсблад о чём-то крепко задумался.
– Оставьте меня на «Призраке», сэр! – подполковник выбросил окурок и развернулся к Ортизу лицом. – Я знаю, что делать.
– Ты убьёшь Фриппа, и у меня будут серьёзные проблемы, – кисло усмехнулся председатель.
– Дайте мне карт-бланш, – твёрдо сказал офицер, – и я сделаю из этих идиотов нормальную воздушную пехоту!
– Каким образом? Переманишь их на свою сторону? – Ортиз скептически покачал головой.
– Переманить их вряд ли получится. Но слушаться меня я их заставлю.
– С помощью грубой силы? Один против всей команды?
– С помощью их самого большого страха. Если доверяете мне, дайте свободу действий, и через несколько месяцев 417-й станет идеальным тараном в армии Распада.
– Пока 417-й, благодаря Фриппу, идеальный тормоз в ОНАР. Хотя сам полк неплохой: бойцы там мощные, выносливые и исполнительные, Фрипп любит таких: у которых сила есть, а ума и не надо. Они, как верные псы, следуют хозяйским приказам и лишних вопросов не задают. Вот только хозяин у них не я. И не ты. Хочешь изменить это, не зацепив капитана? Что ж, попробуй! Но имей в виду: подомнёшь под себя Фриппа – он тебе этого никогда не забудет, а выждет момент и обязательно отыграется. Ещё и в яд тебе плюнет.
– Фриппа бояться – в атаку не ходить, – усмехнулся Блад, – мне терять нечего.
***
«Ржавый призрак» был отправлен на перехват бресийского цеппелина, нарушившего воздушные границы Распада. За штурвалом был Медина, так как Фриппу пришлось спуститься в главный тренировочный зал дредноута, где собралась вся пехота. На угрюмых лицах солдат читалось плохо скрываемое разочарование: после колоссального количества исписанной рапортами бумаги они никак не рассчитывали вновь увидеть на борту Винтерсблада. Но тот стоял, заложив руки за спину, прямо напротив них.
Что-то в командире изменилось за эти несколько дней увольнения. Что-то неуловимое, незаметное глазу, но пробуждающее в глубине души тревожное предчувствие. Словно давно затупившийся клинок, который висел на стене как сувенир, вдруг наточили до бритвенной остроты, и теперь сидеть под ним было как-то неспокойно.
Командир окинул построившийся полк ледяным взглядом.
– Все вы прекрасно знаете, – начал он, – спасибо капитану, – подчёркнуто-учтивый кивок в сторону Фриппа, – что меня сюда назначил сам председатель Ортиз. Назначил, чтобы сделать из вас качественную боевую единицу. Поэтому мне не нужны ни ваша дружба, ни ваше уважение. Мне плевать, что вы обо мне думаете. Мне плевать, что говорите за моей спиной. Любите детхарских шлюх, а меня можете ненавидеть. Мне от вас нужно лишь подчинение моим приказам, служба Распаду и отличные боевые показатели. Тот, кто не справится, будет списан на землю. Понятно?
Полк молча глядел на командира, смутно предчувствуя во всём этом какой-то подвох. Фрипп тоже хранил молчание. Голос подал лишь один из солдат: тот, кого Блад считал самым неуправляемым и опасным из всех.
– Иди в жопу, командир, – угрюмо прохрипел он, – главный на цеппелине – капитан, а ты тут не задержишься! И на бумагах по списанию нужна подпись капитана, а он её, знамо дело, не поставит. Так что иди в жопу со своими приказами! Я такой мрази, как ты, подчиняться не буду!
Винтерсблад выслушал его речь на удивление спокойно.
– Всё сказал? – холодно спросил он. – А теперь послушайте меня. Вы все. Во-первых, думайте, прежде чем раскрыть свой рот. Во-вторых, спрашивайте моего разрешения. А в-третьих, для списания по состоянию здоровья подпись капитана не нужна, – офицер достал из кобуры револьвер и не моргнув глазом выстрелил в зарвавшегося солдата.
Тот охнул и упал на колено – пуля попала ему в ногу. Несколько человек бросились к нему из строя, остальные остолбенели, ошалело вытаращив глаза: такого они не ожидали.
– Стоять! – гаркнул командир, и спешившие на помощь раненому замерли где были, как в детской игре. – Вернитесь в строй, господа, – спокойно попросил Блад, и они послушно заняли свои места.