Тяготились патрулём только Тен и Винтерсблад, которым пришлось засесть за ненавистную бумажную работу, накопившуюся за месяц.
– В двух экземплярах, – не отрываясь от своей бумаги, буркнула Тен, когда Блад, сидевший напротив неё за письменным столом, с лицом довольным и просветлевшим отложил последний дописанный документ в стопку готовых.
– Чёрт! – скривился он, забирая листок обратно. – Терпеть не могу эти бумажки!
– Значит, будешь из тех сумасшедших полковников, которые первыми лезут в пекло, а не сидят в кабинете, с личным адъютантом при дверях, – усмехнулась Тен. – Оставь, завтра доделаешь, ночь уже. Иди спать.
– А я стану полковником? – оживился Блад.
– А ты сомневаешься? – хмыкнула Юна.
И тут ночную тишину, нарушаемую лишь тихим гудением моторов цеппелина, разорвала сирена боевой готовности. Винтерсблад взвился на ноги, на пол полетели исписанные листы бумаги, Тень неуловимым глазу движением оказалась в центре кабинета рядом с майором. В чернильном кусочке ночного неба, видимом в иллюминатор над рабочим местом Юны, что-то взорвалось оранжевой вспышкой.
Тело Винтерсблада среагировало раньше, чем он успел осознать, что притаившийся в темноте на их территории враг, о котором предупреждал капитан «Заклинателя» сиреной, открыл по ним огонь. Майор сгрёб Юну в охапку, разворачиваясь спиной к иллюминатору, чтобы закрыть подполковника собой.
За спиной оглушительно грохнуло; дредноут, закладывавший резкий крюк в попытке уйти от снарядов, взбрыкнул.
От взрыва и сильного толчка оторвался прикрученный к половицам тяжёлый письменный стол. Он с разгона врезался в Винтерсблада, опрокинул их с Юной на пол и, проехав над ними, треснулся в стену, оставив глубокие щербины на обшивке. Дредноут качнуло в другую сторону, словно маятник. Стол, чуть помедлив, поехал обратно, но уже углом вперёд, нацелившись на поднимающихся на ноги людей. Блад успел оттолкнуть Юну, но не успел откатиться сам: его снесло тяжёлой тумбой письменного стола, протащило до противоположной, искорёженной взрывом стены и впечатало в обломки обшивки. Винтерсблад крикнул от резкой боли, прострелившей его спину, и эхом ему ответила Тень. Сверху вывалился выдвижной ящик, треснув майора по лбу и осыпав бумагами.
«Заклинатель воронья» продолжал маневрировать, отстреливаясь от противника. Стоило отдать должное новому капитану: в них больше ни разу не попали. Судя по отблескам пламени, плясавшим на стене напротив разбитого иллюминатора, напавший цеппелин горел, но всё равно продолжал стрелять по распадскому дредноуту.
– Что с твоей спиной, чёрт возьми? – сдавленно простонала Юна, поднимаясь на ноги. – Я тоже чувствую. Твою боль, – она доковыляла до придавленного к раскуроченной стене майора, попыталась сдвинуть тяжёлый письменный стол.
Не вышло.
– Погоди! – Тень выглянула в коридор и позвала первого попавшегося солдата.
Им оказался Вальдес.
– Помоги отодвинуть стол, только осторожно! – приказала она. – Берись за тот край! Раз-два! – вдвоём они отволокли стол, освободив Винтерсблада.
Тот, бледный, как сметана, растянулся на полу, перевернувшись на спину. Было заметно, что движение причинило ему сильную боль.
– Что, майор? – требовательным, раскалённым от беспокойства тоном спросила Юна. – Что?! Не молчи!
Блад лежал, закрыв глаза, и то ли напряжённо прислушивался к своему телу, то ли пережидал приступ боли. Возможно, и то и другое сразу.
– Винтерсблад! – гаркнула потерявшая терпение Тен.
Вальдес вытаращил на неё глаза, оторвавшись от распростёртого на полу ротного: такой нервной он её ещё не видел.
– Сломан позвоночник, – подытожил свои молчаливые наблюдения Блад, – но ноги я чувствую, значит, нервы должны быть более-менее целы…
– Чёрт тебя дери, майор! Говори, что нужно делать!
– Пока ничего. Сейчас ты полезнее внизу. Иди, я отсюда не убегу.
Однако внизу от Юны, как и от остальной пехоты, толку не было: до абордажа дело так и не дошло. «Заклинателю» не удалось сбить вражеский цеппелин, но тот, пусть каким-то чудом и потушил пожар на борту, всё-таки получил серьёзные повреждения и спешно вышел из боя. Распадский дредноут догонять агрессора не стал: у него самого были пробиты несколько баллонов с тридием, и оставаться в воздухе было опасно.
Капитан принял решение покинуть патруль и для необходимого ремонта идти на распадские верфи, запросив «Заклинателю» замену. Юна настояла на том, чтобы вызвать санитарный дирижабль-перевозчик для тяжелораненого майора. Ближе всех оказалась медицинская служба Траолии.
– Вот и отлично, – кивнула подполковник, – их больницы гораздо лучше наших!
На рассвете привязанного к снятой с петель двери Винтерсблада переправили на пристыковавшийся к «Заклинателю» небольшой дирижаблик с двумя белыми полосами и красным крестом на борту. К Юне, опознав в ней командира, подошёл один из медбратьев.
– Простите, мэм…
– Сэр!
– Сэр… Траолия всегда рада прийти на помощь в мирных целях, но внешняя политика нашей страны…
– Короче! – рявкнула Юна, сложив на груди руки.
– Лечение будет платным, – высказал основную мысль медбрат, – мы можем принять раненых любой из сторон, но только как частных лиц: за их счёт. Наша политика не допускает никакого вмешательства в военный конфликт между Бресией и Распадом, в том числе и оказание помощи кому-то из них.
– Развёл тут танцы с фланцами! – закатила глаза Тень, вытаскивая из внутреннего кармана кителя деньги. – Этого хватит?
– Да, мэм… то есть – сэр! Этого вполне хватит.
– То есть помощь, оказанная за деньги, помощью не считается? – хмыкнула она.
– Это коммерческие отношения. Человек (не армия и не другая страна) покупает у нас услугу, мы её продаём, – пробормотал медбрат, заискивающе улыбаясь, и поспешил убраться на свой дирижабль.
– Эй, стой! – окликнула его Тень. – Куда вы его отвезёте?
– В главную больницу Треймонда, мэм… сэр!
***
В этом проклятом заведении я и провалялся целых три месяца. Распятый на наклонённой твёрдой столешнице, пристёгнутый ремнями, словно буйнопомешанный (отстёгивали меня только для того, чтобы поесть и выполнить лечебные упражнения).
В таком вот виде получил долгожданное повышение. Но звание подполковника не порадовало меня: врачи сходились во мнении, что допуска к боевым заданиям мне не видать как минимум год. Я протестовал и спорил с ними. Выглядел, наверное, весьма комично: связанный по рукам и ногам, в трусах и нелепых медицинских приспособлениях.
Меня, конечно, никто не слушал. Говорили, что я родился в рубашке, что перелом несложный и срастись должен хорошо, что никаких серьёзных последствий быть не должно, – а ведь мог быть паралич ног! – И я неблагодарная скотина, раз чем-то ещё недоволен. Последнее, конечно, они говорили в более мягких выражениях, но суть была такая.
Единственной радостью была Анна, временно переселившаяся в Треймонд вместе с Кукуцаполем и ежедневно меня навещавшая.
– Ничего страшного, – старалась утешить меня она, – обвенчаемся в августе, когда ты полностью восстановишься, я подожду. Зато потом ты будешь ещё полгода со мной, а не где-то в небе со своей Тен!
Я не имел ничего против, чтобы насладиться медовым месяцем после свадьбы. Но год сидеть без дела! Год!!! Отлежав три месяца едва ли не овощем, я готов был сдохнуть, но поскорее вернуться в строй.
К маю мне разрешили вставать и ходить, но не сидеть, а через пару недель выписали. Несколько дней я провёл у Анны в Хадвилле, но потом пришлось вернуться в Клеук: меня за какой-то надобностью вызывали в Главное Управление Военно-Учебных Заведений Распада.
Явиться мне велено было к определённому времени в указанный кабинет, но он оказался закрыт. Я с полчаса плутал по этим, на кардан их намотай, лестницам (подъём по которым всё ещё был для меня болезненным приключением) в поисках кого-нибудь, кто бы подсказал, куда мне податься с идиотской серой бумажкой, на которой были проставлены дата, время и кабинет, но не была указана фамилия ожидающего меня полковника.
В конце концов я нашёл какого-то подпола, который, с любезным видом выслушав все мои неудовольствия, проводил в свой кабинет и извинился: полковник срочно уехал по другому важному делу, а моим вопросом поручил заняться ему, подполковнику Маккормику.