Тяжело дыша, Блад умылся снегом и, пошатываясь, поднялся на ноги. Непослушными руками снял с плеча ружьё, примкнул штык и нетвёрдо последовал за взводом.
Он сильно отстал от остальных и вступил в бой уже в самом его разгаре. Бухнувшись за баррикадой рядом с Асмундом, он перевёл дух и щёлкнул затвором, приготовившись открыть огонь.
– О, господин рвотный офицер пожаловал! – усмехнулся Асмунд, перезаряжая свой карабин.
Блад не ответил, – лишь окатил его взглядом из-под насупленных бровей, тяжёлым и густым, как старые чернила. Он был всё ещё бледен и до крайности мрачен.
Сочувствие к другу не помешало Асмунду злиться на него: из-за своей спеси Блад мог пострадать сам и подвести остальных.
– В следующий раз слушай, что тебе говорят старшие по званию, – бросил ротный между выстрелами.
– Мог бы приказать, а не советовать, – раздражённо отозвался Винтерсблад, – раз уж старший по званию!
– Ну ты даёшь, Шен! Я ещё у тебя и виноват! – возмутился лейтенант. – Хочешь приказ? – Я запрещаю тебе летать, пока не научишься нормально десантироваться с учебной вышки! Но я сомневаюсь, что с таким страхом высоты у тебя это получится!
Блад злобно глянул на ротного поверх упирающегося в плечо приклада:
– Есть научиться нормально десантироваться с учебной вышки, сэр!
***
Свирепая и быстрая атака воздушной пехоты ОНАР заставила имперские войска отступить за пределы Реденса, оставив свои позиции. Город перешёл к Распаду, а 286-му полку под командованием подполковника Ходжеса был дан приказ удерживать позиции до прибытия пехоты. Солдат расквартировали в здании гимназии.
Составив график дежурств в своём взводе и выставив первых дозорных, Винтерсблад занялся чисткой ружья. За этим занятием его и застал в одном из гимназических кабинетов Асмунд. Нарочито покашлял в дверном проёме, видя, что друг не обращает на него внимания. Потом постучал костяшками пальцев по косяку, но и это не заставило Блада оторвать взгляд от своей работы.
– Дуешься? – замаскировав неловкость под шутку, спросил Асмунд.
– Я тебе гимназистка, чтобы дуться на подружек? – резко, но уже не зло ответил Винтерсблад.
– Тогда пойдём выпьем, раз не дуешься. И поужинаем.
– Я занят.
– Перепоручи кому-нибудь, у тебя что, свободных солдат не осталось? Давай, пойдём, там Мэннинг уже заждался!
Капитан Валентайн Мэннинг был в их полку ротным, Асмунд успел с ним сдружиться. Крепкий, невысокий, круглолицый, он был весел и болтлив. Азартный картёжник и любитель поразвлечься, не упускал возможности слетать в увольнение в Детхар, а потом рассказывать всем о своих похождениях в борделях Траолии. Не упускал он возможности поискать приключений и в любой другой свободный вечер, поэтому Блад не усомнился, что идея выйти в город принадлежала Мэннингу. По слухам, далеко не все его предприятия заканчивались добром, но капитан был настолько ловок, что всегда выходил сухим из воды.
– Нашёл, с кем пить. Тем более сейчас, – хмыкнул Винтерсблад.
Асмунд едва заметно скривился:
– Ну ты и сноб, Блад! В полку лишь вторую неделю, а уже взводных судишь! Может, стоит получше людей узнать, прежде чем нос воротить?
– Может, и стоит, – мужчина оторвался от своего занятия, отложил ружьё. – Куда пойдёте?
– Найдём куда. Ты с нами?
***
В опускающихся зимних сумерках Реденс казался тихим и уютным: мощёные улочки, невысокие каменные домики с яркими вывесками лавок и пабов, фонарные столбы, украшенные коваными завитушками. Вид портили разве что напоминания об утреннем бое, встречающиеся то тут, то там: перевёрнутые повозки, битые стёкла, кирпичная крошка, поломанная мебель и баррикады из всякого хлама. Но стрельба давно уже стихла, и на улицы начали потихонечку выходить местные жители.
Старый тучный пекарь в накрахмаленном колпаке и овчинном тулупе, накинутом поверх длинного белого передника, открывал булочную, надеясь распродать вечером утреннюю выпечку (бои боями, а хлеб – он всегда нужен). Башмачник подле соседней лавки стенал над разбитой выстрелами витриной, собирая разбросанные сапожки и туфельки, пока их не растащили мародёры. Последние уже шныряли по городу в поисках наживы, словно крысы-невидимки: бесшумно, не попадаясь на глаза, лишь изредка отбрасывая на мостовые длинные тени. Их частой целью были пабы, в которых всегда можно разжиться дорогим алкоголем и куревом, а потом выгодно это продать. Хозяева пивных заведений знали, каких «гостей» им ждать сразу, как утихнет бой, поэтому многие оборудовали себе убежище прямо в подвалах пабов, накрепко закрывая двери и ставни, готовясь наперевес с обрезом встречать любителей дармовщины.
Вот и сейчас на постепенно оживающей главной улице пабы были заперты наглухо, и, сколько бы Мэннинг ни колотился в дубовые двери, изнутри признаков жизни никто не подавал.
– Ну и ладно, – в сердцах махнул рукой капитан, – эти только завтра повылазят. Пойдём-ка, парни, в другое место, – и он пошёл прочь с главной улицы.
Попетляв тёмными переулками, офицеры вышли в тихий квартал с частными особняками.
Дома словно притворялись нежилыми: все ставни заперты, ни единого движения за узорными оградами.
– Сейчас найдём приют у какой-нибудь милой вдовушки! – хохотнул Валентайн, внимательно разглядывая дома. – Вот, допустим, здесь, – он решительно толкнул калитку небольшого двухэтажного особняка.
– Откуда знаешь? – удивился Асмунд.
– Опыт, друг мой! И наблюдательность, – подмигнул ему Мэннинг, хлопнув приятеля по плечу, – я одиноких женщин за милю чую!
Капитан оказался прав: после долгого, настойчивого стука дверь им открыл столетний слуга, едва переставляющий ноги, а хозяйкой оказалась изящная женщина лет сорока с небольшим. Увидев её, Блад почувствовал, как что-то давнее, больное заворочалось и тоскливо сжалось под рёбрами. Эти мягкие пшеничные кудри, свободно забранные в высокий пучок, испуганные серые глаза, тонкие линии скул, шеи, запястий; нервные длинные пальцы, сцепленные в замок на уровне талии, острые локти под полупрозрачными рукавами… Именно такой он помнил свою мать. И эта женщина была поразительно на неё похожа.
– Добрый вечер, мадам! – взял слово Мэннинг, и его тембр сразу стал ниже привычного. – Меня зовут Валентайн Мэннинг, это – офицеры Асмунд и Винтерсблад. Не будете ли вы так любезны, мадам, – Валентайн учтиво склонил голову, – угостить нас, голодных солдат ОНАР, ужином?
– Для меня честь принимать за ужином офицеров Распада, господин Мэннинг! – тихо, стараясь скрыть в голосе дрожь, ответила хозяйка. – Господа, – поприветствовала она остальных лёгким поклоном, – милости прошу.
Женщина остановилась у входа в столовую, пропуская офицеров к столу.
– Я распоряжусь, чтобы кухарка подала лучшее, что у нас есть, господа, – тихо произнесла она и потянулась за колокольчиком, стоявшим на каминной полке.
Блад притормозил, пока остальные рассаживались вдоль длинного стола, украшенного старинными канделябрами, прикоснулся к тыльной стороне ладони хозяйки, и она перевела на него испуганный взгляд.
– Мы вас не тронем, миссис… – незаметно шепнул он.
– Ван дер Леттер, – едва слышно отозвалась она.
– Мы вас не тронем, миссис ван дер Леттер, – поужинаем и уйдём. Простите нас.
– Вы вправе остаться, – покорно отозвалась она, – в доме много свободных спален.
– Мы просто поужинаем и уйдём, – повторил Винтерсблад и прошёл вслед за остальными.
Хозяйка боялась их, и её можно было понять: распадские офицеры, в отличие от имперских, к аристократии относились без всякого уважения. Многие из них вышли из низов и не успели забыть унижения, которые терпели от богачей. Блад и сам испытывал к знати лёгкое презрение, но сейчас неприятное чувство собственной неуместности и замаранности свербило где-то внутри, словно стыд или зарождающаяся инфлюэнция. Женщина смотрела на них, как на стаю бродячих собак: никогда не знаешь, что у таких на уме. Утренняя злость на Асмунда вновь подняла голову, и Блад успел пожалеть, что принял его приглашение.
Ужин был хоть и скромным, но очень вкусным, а вино, которое беззастенчиво потребовал Мэннинг, – отменным. Валентайн наливал себе бокал за бокалом, становясь всё веселее, развязнее и громче. Хозяйка уже не первый раз отправляла человека в подвал за новой бутылкой, и Винтерсблад видел, что пьяное оживление Валентайна пугает её всё больше.