– Вот это, – сказал Алоизий Фрай, – руки механика, символ нашей профессии. Ими нужно гордиться. Покажи мне свои руки, Кейли.
Кейли выполнила его просьбу.
– Ага, – сказал он и, схватив ее за руки, несколько раз перевернул – ладони вверх, ладони вниз. – Да, почти. Еще несколько лет, и они станут такими же красивыми, как и мои.
– Алоизий, – с укоризной сказала мать Кейли. – Почему тебе нравится, что наша дочь себя калечит? Посмотри на нее – на ее волосы, на ее улыбку. Она – красавица, а ты хочешь, чтобы ее руки стали грубыми, как у рабочего?
– Мама… – запротестовала Кейли.
– Нет, – отрезала Джемайма Фрай, и ее глаза сурово блеснули. – Девочка, ты должна думать о своих перспективах, о замужестве. Пусть твой папаша радуется тому, какой он чумазый и изувеченный. Он и его дружки, с которыми он сидит в баре «Ля Ру», любят хвастаться своей стойкостью и закаленностью, сравнивать свои порезы и синяки. «Вот это меня бык лягнул». «Вот это я плуг точил». «Да ладно, ерунда. Вот, взгляни: я вчера присвистнул вслед старухе Билли-Джека Трэвиса, и он меня вырубил». Ты – не такая, как они. Ты должна быть элегантной и женственной.
– Мама, я знаю, как быть элегантной и женственной. Видела бы ты меня на той шикарной пирушке на Персефоне. Я надела чудесное розовое платье и была там королевой бала. Мужики вокруг меня так и вились и постоянно приглашали танцевать.
Ее отец ласково посмотрел на нее, словно говоря: «Молодчина!».
– Но ведь в том-то и дело, Кейли, – холодно возразила ее мать. – Ты могла бы выйти замуж за любого. Но ты не молодеешь, и твоя юная свежесть потускнеет, если ты так и будешь носить комбинезон и заниматься грязной, опасной работой.
Конец ознакомительного фрагмента.