- Развяжи и разложи, как было. - попросил Вей Усянь.
- Гэ-гэ не понравилось? - прозвучал обиженный голос ребенка.
Вей Усянь вздохнул.
- Мне понравилось,…что я этого не вижу. Ты спросил про ленту. А завязал в узлах ещё и волосы. Развяжи.
- Прости, Сяяянь-гэгэ…- жалобно протянул А-Юань.
Вэнь Цин чуть улыбнулась, но сказала строго:
- А-Юань, ты совсем расшалился.
Малыш прилежно расплетал свое творение. Его ладошка то и дело гладила Вей Усяня по спине, когда он пытался расправить ровнее ленту.
- Молодой господин Вей, не сердитесь… - произнес было дядюшка, но Вей Усянь остановил его.
- Не стоит, я вовсе не сержусь. Пусть играет.
На самом деле он подумал о том, что ему нельзя ошибиться здесь никогда и ни в чем. Нельзя впредь допустить, чтобы кто-то из тех, кто пришел сюда с ним хоть когда-нибудь пострадал…
А-Юань ещё раз пригладил алую ленту и нырнул под руку Вей Усяня, забираясь к нему на колени.
Дождь снаружи надтих, чай был выпит, а дел наверняка ещё хватало не только у него, но у них.
- Мне пора уходить. Благодарю вас за кров, угощение и добрую беседу. - произнес Вей Усянь.
Он ещё не успел договорить, когда ощутил, как А-Юань вдруг прижался к его груди, охватывая ручками, сколько мог достать.
Вэнь Цин успела заметить, как потеплел его взгляд, хотя Вей Усянь почти сразу склонил голову. Он погладил ребенка по спине.
- Тетя Цин права, ты совсем расшалился.
- Сянь-гэгэ, не уходи. - проговорил малыш, заглядывая ему в лицо.
Вей Усянь улыбнулся.
- Хочешь, чтобы я пришел ещё?
- Хочу! - закивал малыш.
- Тогда тебе нужно позволить мне уйти. Как я смогу вернуться, если сейчас ты меня не отпустишь? - объяснил Вей Усянь.
А-Юань сел ровнее,но все ещё был у него на коленях и вставать не спешил.
- Ты скоро придешь снова?
- Нет. - возразил Вей Усянь. - И только если ты больше не будешь далеко убегать.
Малыш огорчился
- Нескоро?
- Это не потому что не хочу. Просто не смогу вернуться скорее. Но я обещаю прийти.
- Обещаешь? - малыш просиял.
- Обещаю. - повторил Вей Усянь.
А-Юань наконец поднялся с его колен, кивнул и сказал:
- Хорошо.
Немного помолчав он добавил.
- Я тоже обещаю. Не буду бегать далеко от дома.
- Хорошо. - в свою очередь согласился Вей Усянь и, погладив ребенка по голове, поднялся.
А-Юань отошёл и подсел к четвертому дядюшке, а Вэнь Цин пошла проводить до порога. Она хотела узнать, можно ли ей увидеть наконец брата. Но она едва успела произнести имя Вей Усяня, чтобы обратиться к нему, как он обернулся и с лёгкой усмешкой негромко ее спросил:
- Что? Тоже хочешь обнять меня?
Секунду он смотрел на вспыхнувшие румянцем щеки и заискрившиеся возмущением глаза Вэнь Цин. Раньше чем она успела что-либо сказать, он коротко поклонился и вышел.
========== Глава 12. Брат я хотел бы поблагодарить тебя и Ванцзи. ==========
ГЛАВА 12
***
Как и положено бурям, эту также предваряли затишье, внутреннее напряжение, пытливые взгляды. Но то было ещё вполне выносимо. Глава Ордена Лань держался благожелательно и бесстрастно. Лишь заметил, что действительно не стоит звать резней произошедшее на тропе Цюнци. Ведь то, как надсмотрщики жестоко избивали пленных видели и другие пленные. Просто их слова никто не воспринимает всерьез. Но есть ещё способ уточнить у погибших, как они расстались с жизнью, - сыграть расспрос. Гуциню Ванцзи ни один почивший дух солгать не сможет. Разумеется, не возникло желающих применять этот метод. Ведь читать ответы гуциня могут только адепты Ордена Лань. Не то, чтобы отношение к Ордену в одночасье существенно изменилось. Ведь о том, что именно Ханьгуань Цзюнь помог Вей Усяню и адептам клана Вэнь скрыться с тропы Цюнци еще никто не знал. Однако общая ситуация уже и тогда складывалась так, что верить на слово никто никому не желал более. Правда все же крики про кровавую бойню, бессмысленно, бессердечно и нагло устроенную Вей Усянем, немного поутихли. Что конечно вовсе не избавило главу Ордена Цзян от необходимости оправдываться, приносить извинения и обещать уладить ситуацию. Глава Ордена Цзинь заверил собравшихся, что не станет бездействовать и приложит все усилия, чтобы разыскать и вразумить зарвавшегося Старейшину Илина, а также взыскать с него за самоуправство. Братья Лань слушали звучащие вокруг речи в полном молчании. Тогда и там, в Башне Кои, ещё можно было молчать.
Дома же, в Облачных Глубинах, всё было уже иначе. Клан будто бы разделился на старших и более молодых. На согласных, осуждающих и тех, кто лишь ещё размышлял, к какой стороне стоит в конце концов примкнуть. Большинство адептов хранили безмолвие, ведь в Облачных Глубинах запрещен шум. Но за них говорили взгляды, косые, в спину, исподтишка. Прямое и простое сообщение главы Ордена Совету старейшин, что его решение заступиться за адептов клана Вэнь – окончательное и обсуждению не подлежит, лишь добавило шепотков за спиной Старшего Нефрита. Достойный сын своего отца. Творит не весть что. И ни с кем считаться не желает. Будь это негромкое то здесь, то там доносящееся до него неодобрение всем, что в итоге свалилось на его голову, Лань Сичень, конечно, сумел бы продолжать держаться как всегда, со вполне доброжелательным достоинством. Но. Был ведь еще и дядя Лань Цижэнь. Который для себя самого давно и четко поделил мир на черное и белое и решил, что исключительно белое заслуживает внимания. Что ж в конце концов, понимание мира и его смысла – личное дело каждого. До тех пор пока он не начинает распространять свое воззрение на всех вокруг. Отдельной проблемой, конечно, было и то, что Лань Сичень, был не просто кем-то, а одним из лучших учеников Лань Цижэня. С каждым разом дядя говорил с ним все более ожесточенно. Глава ордена Лань безропотно внимал резким речам, понимая, что возражения, оправдания, развитие ссоры – вообще ничего в данном случае не подействует. Он внутренне был рад уже и тому, что дальше разговоров, да упреков дело не шло. И никто не пытался отправиться на «темную» сторону горы. Таким образом дней десять после событий на тропе Цюнци прошли для Лань Сиченя, как одна длинная вереница дел, упреков, разговоров и недолгого, но регулярного пребывания в холодном источнике, который остался для него последним прибежищем для уединения.
Ну а потом адепты ордена Цзинь наконец обнаружили место нынешнего пребывания свирепого Вей Усяня и остатков клана Вэнь. При разведке удалось добыть немало сведений и обойтись без потерь. Но при этом все адепты как один заявляли, что насилу выбрались живыми и что на склоне величественной горы, прямо противоположном тому, где находится резиденция монашески праведного Ордена Лань, располагается теперь воплощение кровожадности, тьмы и порока. Как же может быть, что Орден Гусу Лань допустил подобное на своей территории? Отвечать на этот и еще многие другие вопросы глава Ордена снова вынужден был отправиться в башню Кои. Лань Сичень прекрасно понимал, в каком положении теперь оказался. Но после ежедневных нравоучений от дяди даже перспектива держать ответ перед всем миром заклинателей не выглядела особенно пугающей. Гораздо страшнее выглядел сам Лань Сичень. Хотя на самом деле он оставался все тем же, просто выражение доброжелательности сбежало с лица, сделав его гораздо более похожим на младшего брата. Разумеется, для тех, кто привык видеть его легкую добрую улыбку перемена была разительной. В целом, облик Первого Нефрита не стал холодным или уж тем более ожесточенным. Он выглядел скорее безучастным. На приветствия отвечал молча. Если возникала необходимость в словах, звучали они монотонно и коротко.
Глава Ордена Цзинь был вне себя от гнева, и потому выражался особенно витиевато и многословно. В поддержку его слов то и дело звучали одобрительные возгласы и даже хлопки. Дело уже почти дошло до требований к Главе Ордена Лань выдать изменника, когда Лань Сичень наконец уточнил – в чем собственно суть измены со стороны Вей Усяня? После подобного вопроса было разразился всплеск негодования. Однако Сичень напомнил, что кроме четырех погибших на Цюнци новых жертв за прошедшую дюжину дней не было. Никаких законов Вей Усянь не нарушал, на территории Гусу находится по разрешению управляющего территорией Ордена. Почему же разговор идет в таких тонах, будто преступления Старейшины Илина возросли многократно, а находиться с ним на общей земле – преступно само по себе? Цзинь Гуаньшань тут же напомнил о толпах лютых мертвецов, которые бродят вокруг нового логова зарвавшегося Вей Усяня и истребляют все живое на своем пути. Сичень напомнил, что вернувшийся в Ланьлин отряд вроде бы не понес никаких потерь, при чем абсолютно никаких – тяжелых ран они не получили, а легкие успели залечить на обратной дороге. А стало быть все живое, даже после стычки с лютыми мертвецами осталось вполне живым. Однако, когда в людях говорят страх и ненависть, доводы разума не очень-то слышны. Цзинь Гуаньшань не желал отступаться, требуя расплаты за убийства. Глава Ордена Не вторил о том, что в рядах адептов клана Вэнь просто не может быть непричастных, так как попустительство – такое же преступление. Глава Ордена Цзян распалившись спросил по какому праву Орден Лань удерживает на своей территории его шисюна. Все эти реплики Лань Сичень уже попросту не удостоил ответом, потому что понимал, что любые слова будут использованы против него самого. В конце концов он пообещал главе Ордена Цзинь подумать о достойной плате за четыре жизни, отнятые Вей Усянем на Цюнци и, поклонившись, вышел из зала. Несколько возмущенных голосов, сопровождавших его уход довольно быстро утихли. Но уйти далеко ему все равно не дали. Он ясно слышал шаги за спиной и даже не оборачиваясь прекрасно знал, чья это поступь. Добравшись же до широкой лестницы, Сичень увидел поднимающегося ему на встречу Цзинь Гуаньяо. Таким образом глава Ордена Лань оказался меж двух своих названных братьев. Понимая, что сбежать от обоих все равно нет никаких шансов, первый Нефрит остановился