- "Кааб суфтан" - это подрезание пяток пленникам. Надрежут пятки, соли туда насыпят или нарезанной мелко шерсти, чтобы долго не заживало и человек не мог убежать. Хуже, когда жилы перережут. Тогда раб или пленник инвалидом будет. - Снова он оглядел всех присутствующих, пытливо проверяя впечатление от своих слов. Видя, что никто не хочет говорить, он воинственно подкрутил свои усищи и, сокрушенно вздохнув, опять поднял бумагу. Не замечая, что держит ее вверх ногами, он внушительно возгласил: - А здесь, в сем священном фирмане, прописано: разыскать скрывшихся из города Кабула служащих аллеманской нации... э-э... Не разберу, что здесь написано... Эй... мирза, почитай нам!
У мирзы в тюбетейке блуждала на губах ироническая улыбка, которой он хотел подчеркнуть, что их превосходительство начальник уезда просто малограмотен. Он прочитал:
- "И розыск учинен на предмет задержания немцев-коммерсантов по фамилии Гильмахер, Спауде, Лайфенберг и других, убежавших из столицы государства и пребывающих со злостной целью в пределах наших. Означенные Гильмахер, Спауде и Лауфенберг должны быть высланы из пределов государства. И в целях, чтобы означенные немецкие коммерсанты, а также бывшие служащие в военном министерстве немцы Шенк и Фишер, а также служащий министерства общественных работ Венгер не допустили каких-либо враждебных действий по отношению к дружественной державе - Советскому Союзу, их тоже со всеми другими задержать и доставить в Кабул под усиленным конвоем..."
- И сделать им "кааб суфтан", - подхватил начальник уезда.
Пожав плечами и тем самым показав, что о подрезании пяток в бумаге ничего не сказано, мирза торжественно закончил:
- Фирман имеет соответствующие подписи и печать канцелярии их величества. А тут еще написано, что упомянутые злокозненные Гильмахер, Спауде, Лауфенберг, Шенк, Фишер, Венгер и другие немцы - аллемани, прикрывая лицо покрывалом тайны, занимались неподобающими преступными делами, как-то: подкупали некоторых вредных людишек для нападения на мирных советских людей по ту сторону государственной границы, помогали при переброске в Узбекистан и Туркмению соглядатаев и шпионов, в провозе недозволенной контрабанды...
Вырвав из рук мирзы фирман, начальник уезда потряс им перед лицами сидящих за дастарханом и объявил, переходя на крик:
- И еще тут записано: мы желаем доказать, что дружба между афганцами и русскими искренняя и добрососедская... И пусть кто-нибудь посмеет поломать ее... А тогда "кааб суфтан"... Очень больно и неприятно! А?
Теперь уже он сверлил глазами немцев-путешественников.
Вдруг он расхохотался, восторгаясь своей шуткой. Руки его, изящные, тонкие, играли с дехре - маленьким острым, точно бритва, изогнутым кинжалом, а сладострастная гримаса говорила, что рука у него не дрогнет, если дело дойдет до столь неприятной операции над его дорогими друзьями немецкими путешественниками.
- Вязать, скручивать зачем? Силу применять зачем? Беспокойство зачем? Это для наших калтаманов-басмачей... С ференгами всякими, с аллемани нужно быть обходительными... Тоненько разрезать и... все! Ха-ха! Небосвод не породил еще подобного грубияна среди нас - пуштунов, который обошелся бы столь невежливо с нежным, тонким в обращении европейцем - вязал бы им руки и ноги! Хэ-хэ! Да такой пуштун-невежа в день Страшного суда не поднимет из могилы голову...
- А тут еще записано... - заговорил мирза.
- Стой, хватит, - в сильном возбуждении воскликнул начальник уезда, в споре мы сцепились рогами. А теперь будем говорить о человеке по имени Шоды Исмаил по кличке Угры - Вор. - Он посмотрел на сына караул-беги.