Всплески густого багрового огня высвечивали папахи, чалмы, орлиные и плоские носы, темные, зловещие провалы глаз, нервно дергающиеся кисти рук. - Известно даже, кто устроил бандитский налет на Чаршангу. Я знаю его сам. Я встречал его несколько лет назад. Он сынок караул-беги бухарского, известного своими кровавыми делами, бека без бекства Фузайлы Максума, которого вот этой рукой выгнал я сам из Советского Таджикистана еще в тридцать четвертом году. А теперь сынок караул-беги злодея Фузайлы принялся опять за свое.
- Фузайлы Максум? Караул-беги, вы говорите? - встрепенулся Мориц Бемм. - О, это очень интересно.
- Вы меня извините, - оборвал немца Мансуров, - у меня официальный разговор.
- Мы - сын караул-беги, - вдруг важно заговорил плотный, еще молодой мужчина с черной, смоляной, подбритой на узбекский манер бородкой. Он почему-то встал и, положив ладони за бельбаг, все так же важно, с наглецой в голосе продолжал говорить, бросая высокомерный взгляд на начальника уезда и на Мансурова. - Тебя, урус, мы встречали в бою, и ты знаешь, наша рука крепко держит саблю, которую мы подняли ради прославления веры истинной. Но сегодня день мира. И мы пришли к тебе, урус, жаловаться. Жалобу приносим на действия пограничников. Мы друг Советской власти. Нас обижают, нашим людям наносят вред, наших людей убивают. Мы пришли с жалобой, с большой жалобой. Мы друзья Советов...
- Ваш отец служил и служит эмиру бухарскому. Он в большом чине караул-беги. Вы и ваши братья - тоже чиновники эмира и служите ему. Вы преданные слуги и друзья эмира, всех курбашей и ингризов. А друг всех людей - ничей друг.
- Пах-пах! Ты говоришь - большевики принесли мусульманам счастье. А где же оно?
Держался он назойливо и нагло. Ноздри его широкого носа шевелились. Он словно обнюхивал Мансурова.
- Помогите! Дод! Нас убивают, мусульман убивают! - Выкрикивая проклятия, к сыну караул-беги придвинулись еще двое, таких же плотных, в таких же халатах. По их кислым взглядам, видно было, что они не рады затевающейся ссоре.
В двери заглядывали пуштуны. Начальник уезда делал им выразительные знаки глазами и руками, хотя и не торопился вмешиваться в спор.
- Где ваша родина, господин сын караул-беги? - спросил вдруг Мансуров.
Басмач несколько удивился:
- Где? В Бухаре. Я родился в Бухаре.
- А где Бухара?
- Как где?
- Бухара в Узбекистане. В Узбекской Советской Социалистической Республике. Значит, вы родились в Узбекистане. И Советский Узбекистан есть ваша эль, ваша родина, господин сын караул-беги. Не так ли?
Все в комнате подняли головы и слушали напряженно, внимательно.
- Вроде так... - заколебался сын караул-беги. - Бухара... Родина... Мусульмане мы...
- А что вы делаете? Знаете - неблагодарный плюет в миску, из которой поел. Вы обнажили саблю против своего народа. Вы нападаете на мирных дехкан. Сколько кишлаков, цветников, полей, виноградников по вашей воле отдала смерть пустыне.
Басмачи молчали, переглядывались. Внушительно заговорил начальник уезда:
- Его величество падишах нашего государства, да благословит его аллах и приветствует, направил нам священное предписание, - тут начальник извлек из кармана изрядно потрепанную и засаленную бумагу, заглянул в нее и выпалил довольно неожиданно: - Дружбу приказал поддерживать властелин с нашим советским соседом, с пограничниками в зеленых фуражках, не стрелять и не лезть в драку и ссору. Распорядился еще удалить от границы подальше всех злоумышляющих против той дружбы - и бухарцев-баев, и туркмен-калтаманов, и какие тут будут хитрить и каверзы готовить всяких ференгов - аллемани или итальяни. Забирать их приказывают и отправлять на юг, подальше от границы, на поселение в иные места. А если кто убежит, того приказано поймать и сделать "кааб суфтан"... - Многозначительно хихикнув, начальник уезда положил перед собой бумагу и посмотрел на немцев-путешественников.