Воздух вокруг был заряжен вкусом и запахом металла. Волны становились все выше, и ветер крепчал. Шлюпку швыряло с волны на волну словно лист. Море рычало на них с пеной у рта, точно бешеный пес.
Таул бросил вычерпывать воду, и Джек не сразу сообразил, что он делает. Рыцарь пропустил толстую чалочную веревку под скамьей, на которой сидел Джек, и обмотал Джеку колени. Джек, поняв, что его привязывают, ощутил легкую панику. Рыцарь сделал еще два витка, сел на противоположную скамью и так же привязал себя, не вымолвив при этом ни слова.
Джек не мог шевельнуть ногами и чувствовал себя как в западне. Шлюпку кидало как щепку. Вода лилась в нее со всех сторон - и сверху, и сбоку. Таул с мрачным лицом взялся за другую пару весел. Валы катились быстро слишком быстро, чтобы шлюпка успевала взбираться на них.
Холодная соленая вода была уже по щиколотку. Джек попытался вникнуть в чародейство, направлявшее бурю. Впереди сверкнула молния и грянул гром. Дождь и ветер завертелись вокруг воронкой. Лодка зарылась носом в нахлынувший вал. Джека швырнуло вперед. Веревка впилась ему в ляжки, и он оказался под водой.
Она слепила его и не давала дышать.
Он погружался вглубь вместе с лодкой. Море бурлило вокруг, все круша и ломая. Раздался тупой треск, и острая боль прошила голову. Джеку показалось, что Таул зовет его, а потом мрак поглотил все.
XX
Зима в Рорне была лишь немного прохладнее, чем лето, но солнце в эту пору почему-то всегда светило ярче. То ли из-за ветра, делавшего воздух реже, то ли из-за водных кристаллов, преломляющих солнечные лучи, то ли из-за иных фокусов природы. Гамил, идя через дворцовый двор на условленную утреннюю встречу, заметил себе, что надо бы это выяснить.
Гамил любил знать все и обо всем. Он и жил-то ради этого.
Говорят, что в знании сила, - и это так, но в нем заложено нечто неизмеримо большее. Оно дарит человеку не одну только силу. Дает удовлетворение, например. Кто откажется испытать ни с чем не сравнимую смесь надменности и торжества, обедая с друзьями, чьи самые сокровенные и жуткие тайны досконально известны тебе? Кто не радуется в душе, ведя скрупулезный счет слабостям и порокам своих собратьев по ремеслу?
Кроме удовлетворения, знание дарит еще и уверенность в себе. Оно множится само по себе, завоевывая влияние, оказывая услуги, внушая уважение и страх. Торговец шелком, питающий запретную склонность к мальчикам, охотно делится с тобой последней исроанской сплетней, и корабельщики, строящие трюмы для перевозки рабов, также делятся и доходами, и сведениями со всезнающим, но молчаливым другом. Незаконные сделки, тайные любовные связи, темное прошлое, фальшивые личины и хорошо затертые следы - все это была монета, которую Гамил пускал в оборот.
Он мог бы уже составить себе состояние и уйти на покой, как всякий хорошо осведомленный вымогатель, но он жил не ради денег, а ради чистого знания. Зачем брать плату золотом, когда тебе могут заплатить сведениями? Золото, хотя это и общепринятое средство расчета, мертво как труп по сравнению с живым, дышащим знанием.
Как раз такую живую плату и намеревался получить этим утром Гамил. В одной таверне он встретится с человеком, который расскажет ему о последних событиях на Севере. Гамил надеялся выяснить наконец, жива ли пресловутая госпожа Меллиандра. Но встреча эта будет короткой - через час ему надо вернуться во дворец, чтобы подвергнуться новым унижениям от жирного ленивого краснобая, известного как архиепископ Рорнский.
Проходя в ворота дворца, Гамил старался не думать о последней каверзе Тавалиска, заставившего его соскребать с пола разных задавленных тварей то улиток, то лягушек. Что еще новенького выдумает его преосвященство?
- Прошу прощения, сударь.