- Кто ж вас так? – сокрушенно спросил хозяин. – И лошадок ваших свели. Но главное, что вы девушку у этих лиходеев отбили, это самое важное.
Хозяин помог спешиться Тириону и Арвин, дружески поздоровался с Томом Семеркой, который ночевал у него не в первый и не в десятый раз, а потом даже успел тихо поговорить в сенях со своей старухой, и старуха приняла в Арвин большое участие, ласково, полунамеками выяснив, что Арвин не побывала в руках разбойников и что с ней не случилось то, что, увы, происходит с молоденькими симпатичными девушками, попавшими к ним в плен. Облегченно вздохнув, старуха помогла Арвин почиститься и причесаться, с веселыми прибаутками обвязала ее цветастой шалью поверх рваной юбки, и провела ее на чистую половину, где хозяин уже усадил к столу Тириона, а Том Семерка пил из кувшина молоко и отмывал в небольшой кадке от крови свои ножи и топор.
- А вот, может, и хорошо, что парень тот остальных порубил, - сказал хозяин своей старухе. – Что ты ни говори, а лучше бы было, если бы он и этих тогда прихватил, которых сегодня ребята упокоили.
- Вы уж извините меня, маленький лорд, что не предупредил вас еще в первый раз, - обратился хозяин к Тириону. – Я-то думал, всех их тогда положили, страх их сколько было, порубленных и искромсанных, до сих пор оторопь берет вспоминать, мы ж со старухой закапывать их ходили, и вот с нами мальчишка наш, на конюшне который. За пару месяцев до вас проезжал тут на север здоровый молодой рыцарь, волос черный, голубые глаза, руки широкие и волосатые как у медведя, с ним еще две девочки были, рыженькая и темненькая.
Тирион и Арвин переглянулись, потому что каждый узнал в описании молодого короля и сестер Старк, о которых уже ходили истории, да и Том хмыкнул, вытирая оружие и предчувствуя неплохой рассказ о путешествующем инкогнито короле.
- Спали они вот тут, где мы вам постелим, девчонки на кровати, он на полу, - продолжал хозяин, - что там на самом деле было, не наше дело. Только я ему вечор сказал, что неспокойно у нас, подождать бы им побольше попутчиков. Я ж не из-за барыша, а только действительно шалили эти лиходеи больно слишком, даже с нас деньги брали, да еще и приговаривали: берем не все, а ты о нас никого не предупреждай. Да куда такой грех на душу, один же парень, а девчонки хоть и боевые, при оружии, а что они сделают. А только он мне сказал: разберусь.
Другой день я подняться не успел, а он уже на ногах, в полном доспехе и пьет вино из меха как воду. Лицо бледное, глаза ледяные, губы в нитку: «Я сказал тебе: разберусь». Сел он на коня и ускакал в лес, а мне показалось, за ним еще два волка ушли. Тут-то я и ошалел: то ли девчонок его будить, то ли до деревни скакать, всех мужиков там поднимать, ведь один он на такую шайку пошел, я и представить себе такого не мог. А через полчаса из лесу волчий вой – я на лавку сел и уж чувствую, что опоздал. Уж как меня девчонки его кляли, когда проснулись, я половину и не слышал, сам себя за него казнил. А на них гляну – то думаю, лишь бы их удержать, чтобы за ним вслед не кинулись, то думаю, живу бы самому быть, уж больно маленькая девчонка свирепая. Через час, слава богам, вернулся и он, и уж точно смотрю – с ним два волка. Старшая бросилась к нему, ловко в поножи его уперлась носками ног, чтобы головы вровень были, целует его, в глаза заглядывает, а я только думаю: как она его не боится, он же как в крови выкупался.
- Приняли грех на душу, да не тот, что думали, - подтвердила хозяйка. – Как мы пошли прибирать их, все ж живая душа, у меня аж в глазах помутилось: сколько же он их положил! Сонных конем топтал, кого без штанов застал – так и зарубил, двое в костре лежат лицом, горелым мясом несет на весь лес, и ловко так лежат, словно он их сам так пристроил. А не то и пристроил, атамана-то он вообще к двум березкам за ноги привязал, порвало его, душегуба, ровненько напополам. А иные с вырванным горлом лежат, то ли волки вместе с ним дрались, то ли он сам рукой им горло вырвал, жуткий же человек. Я глаза его утром видела только один раз, а до смерти не забуду.
- Лютую, лютую смерть приняли от него наши лиходеи, от мала до велика, - подтвердил хозяин, видя, что жене его тяжело вспоминать поле боя, который по меркам Тома Семерки или Тороса был бы достоин легенд и песен. – Как там были пареньки, что к ним прибились, и тех он не пощадил, ни одного в полон не взял, к лорду бы их да на Стену. Потом следы его со шпорами, и на поляне, и рядом в лесу. Значит, ходил он там по лужам крови, уползающих догонял, нескольких допросил, кому быструю смерть подарил, кого волкам на съедение отдал.
- Он убивал не за вас, а за своих спутниц, - успокоил хозяев Тирион, они, видно, до сих пор раскаивались в том, что напустили даже и на разбойников такого демона, нагнал его племянник своими подвигами на простых мирных людей жути. – Им троим нужно было проехать, и он напал на разбойников прежде, чем они напали на него.
Сам же Тирион, который был слишком молод, чтобы застать отца Лионеля в его боевой славе, не говоря уж о том, чтобы видеть его в деле, почему-то подумал, что, возможно, звания «демон Трезубца, свирепейший воин края», которыми награждала Роберта Баратеона молва, и не были иносказательными. Может, он и был таким: свирепым демоном, неудержимым, безжалостным и страшным среди кровавого боя. Может, и сын Роберта унаследовал его звериную кровь, которая брала свое в бою и под влиянием вина.
- Вот и я того боюсь, маленький лорд, - признал хозяин. – Я ж ему не сказал, сколько людей эта шайка извела, сколько женщин замучила, у него к ним никаких счетов не было. И с чего тогда он их так пластал? Или взять вот вас: вас они к стенке приперли, либо им жить, либо вам. А он просто торопился проехать, и чуть не тридцати людям пришлось из-за этого умереть. И ведь с вечера был спокойный и простой, и потом девочка его словно поцелуями своими отмолила, уезжал уже человеком. Нет, страшный он человек, уж не знаю, как мы с ним и встретимся, когда он поедет назад, разве что из Дредфорта он морем отплывет.
- Думаю, человек с его боевым опытом хорошо представляет себе, чего ждать от разбойников, - вступился за племянника Тирион. – И за что они все заслуживают смерти.
- Может, милорд, оно и так, - согласилась старуха. – Да только я бы с таким человеком не то что в одну постель не легла, я бы и соседа такого не хотела. Все равно что с медведем под одной крышей жить.
- Вот, вот, истинно медведь, - поддержал жену хозяин. – Чисто медвежьи у него были глаза, когда он напивался пьян. Соловые немного, но внимательные. Смотрит-смотрит, а потом незаметно лапой махнет – и нет у тебя половины головы. Хотя нам-то что, нам с ним не жить, переночует здесь еще один раз – и дай нам боги больше его не видеть. Кто их знает, его девчонок, даже старшая, как злилась на меня, раза два так глянула, словно она тоже из тех, что со зла живого человека волкам скормит. А уж младшая и подавно его бояться не будет, я уж видел, она на него только плечом дергала сначала, дескать, обещал ей не пить, а потом, как он рассказывать начал, что в лесу было, я подальше отошел, но вижу – у нее глаза сразу загорелись. Будь он лет на десять старше, я бы подумал, что это его дочь, он с ней как дикий зверь со зверенышем своим рядышком сидел, обоим чужая кровь водица.
Тирион и Том улеглись на полу, оставив Арвин кровать, но среди ночи Арвин проснулась, услышала, как ворочается Тирион, мучаясь от боли в сломанной руке и не умея ее удобно пристроить, и увела его к себе на кровать.
- Так тебе помягче будет, - шепотом сказала Арвин, в которой начала проявляться женская забота. – А в остальном ты теперь безопасный.
- Сегодня точно да, - с усмешкой признал Тирион.
Сон не шел в его звенящую от боли голову, на перине сразу стало жарко, и Тирион был очень рад, что Арвин не уснула обратно. Тирион вообще любил говорить в темноте: голос у него был как у обычного человека, и его собеседник, а лучше собеседница, в темноте мог бы думать, что говорит не с уродом.