- Ничего ты не приведешь, - сурово ответил Том Семерка. – Ближайший замок в полутора днях пути. Спрячь кинжал. Сама знаешь, что с тобой сделают, если стащат с лошади. Не сопротивляйся сначала, но реши – для себя бережешь нож или для него.
Том и Тирион поехали вперед, а маленькая Арвин осталась сзади, чувствуя, как бегают мурашки по спине, на которой наверняка сошлись взгляды нескольких разбойников, как и обещал Том. Все это было совсем не похоже ни на сражения, описанные в книгах, ни на бой Барристана Отважного с благородным разбойником Саймоном Тойном или поединок Артура Дейна и Улыбающегося Рыцаря, ни даже на подвиги полуросликов из завиральных рассказов Тома Семерки. «Сердце полурослика наполнилось жалостью и восхищением, и в нем проснулась медленно разгоравшаяся отвага его племени…» В ней-то не просыпалась никакая отвага, да и толку от этого не было бы, чем бы она могла им помочь с одним коротким ножом?
Впереди Том и Тирион уже почти приблизились к глумливо улыбавшимся разбойникам, и вдруг Том гикнул, кони встали на дыбы, и, кроме двоих затоптанных копытами, на траву между колеями завалились еще двое, получив от Тома по ножу в живот. Тирион ударил кого-то по голове своим коротким мечом, второй неловко и не с первой попытки ухватил его за ногу, забежав сзади, и Тирион ударил мечом назад, падая на своего раненого врага. Том тем временем держался куда лучше: он крутил коня на месте, и все раны пока доставались коню. Один из противников уже лежал, обхватив себя руками за пробитую голову, второй почти лишился руки, а что стало с третьим, Арвин не увидела, потому что ее саму сдернули с седла.
Вероятно, благородная леди, обнаружив себя на руках у вонючего разбойника, должна была бы плюнуть ему в лицо и гордо отвернуться, но Арвин дернулась, вцепилась ему зубами в щеку, и напавший на нее потерял равновесие, приземлив их обоих в лужу на обочине дороги. Арвин молотила разбойника руками, пользуясь тем, что их обоих накрыло ее пышным платьем, и, наверно, тут и пошла в ход отвага ее племени, потому что Арвин вспомнила про кинжал и успела дважды ударить им непонятно куда, пока ее не потащили за волосы прочь.
Если Арвин и могла надеяться на помощь, это была помощь видавшего виды менестреля, но, когда ее вздернули на ноги, она увидела, что к ней скачет Тирион. Он был без меча, и его правая рука висела вдоль тела, но он использовал свое тело как снаряд, вылетев из седла прямо на державшего Арвин разбойника и жалобно вскрикнув от боли в сломанной руке. В следующую секунду Арвин уже лежала на земле рядом с Тирионом и разбойником, Тирион вцепился ему в горло левой рукой, давая Арвин возможность убежать, разбойник бил его по лицу, и Арвин к счастью для Тириона догадалась ткнуть его противнику пальцами в глаза, а потом снова вспомнила о кинжале, который так и не выронила.
Конь Тома Семерки, раненный несколько раз, не дал Тому поспеть к ним на выручку столь же быстро, но они продержались достаточно, чтобы Том Семерка успел на бегу убить третьего из стороживших Арвин очередным брошеным кинжалом, прежде чем тот успел натянуть лук, а потом ударами топора покончить с двумя остальными, которых Арвин только что ранила.
Тирион и спасенная им Арвин, грязные и растрепанные, смотрели друг на друга, полулежа в траве, и истерически смеялись. Арвин было всего пятнадцать, да и у Тириона это был первый в его жизни бой, в котором он к тому же не надеялся остаться живым.
- Наверняка мой царственный племянник выглядел примерно так же после своего славного боя с отрядом Горы, пусть даже об этом и не напишут в книгах, - наконец выговорил Тирион, справляясь с собой.
- Примерно, - согласился Том Семерка. – Он только не был ранен, хотя он бился с солдатами, а не с этим отребьем, но, с другой стороны, он был в доспехе.
- Что делаем? – спросил Тома Тирион, вставая на ноги, и Том с уважением подумал, что у карлика слабое тело, но сильная воля.
- То же, что делал и он, - ответил Том Семерка, закидывая на плечо топор. – Добьем раненых, чтобы ночью их не сожрали заживо волки. А потом увы, дорогие мои, но нам, похоже, придется добивать и наших раненых лошадей.
Осмотр лошадей закончился тем, что в живых осталась только лошадь Арвин, - маленькую лошадку, на которой ехал Тирион, кто-то из разбойников успел ударить в бок мечом, и Тирион трогательно с ней попрощался. «Он не рыцарь, - подумала Арвин, глядя, как Тирион ковыляет вперед, отвернувшись от своей лошадки и утирая слезы. – Но у него доброе и самоотверженное сердце». И, возможно, именно тогда Арвин впервые пришло в голову, что настоящий подвиг не в том, чтобы спасти даму, вихрем налетев на врагов, которые не ровня тебе ни силой, ни вооружением, ни мастерством, а в том, чтобы и со сломанной рукой выброситься из седла на напавшего на нее, не умея сделать ничего больше, но будучи готовым обменять жизнь на жизнь.
Тирион остался верным благородной учтивости, которая говорит, что в такой ситуации на единственном коне должна ехать дама.
- Садись ты, - неожиданно для него сказала Арвин. – Ты ранен, а я нет.
У Арвин был только выбит палец, который Тирион, оказавшийся сведущим во врачевании, легко вправил, а сам он долго и со вздохами привязывал к своей сломанной руке прямые ветки, чтобы зафиксировать перелом, и Арвин пришлось ему помогать, в ходе чего она начала чувствовать его боль, и шутки Тириона о том, что если рука срастется неправильно, то просто будет такой же кривой, как и все остальное, уже не казались Арвин смешными.
- Нам с рукой будет легче, если трясти ее буду я сам, а не лошадь, - ответил Тирион, но Том-Семерка вмешался и категорически прервал эту выставку благородства, показавшегося ему неуместным.
- Если ты будешь ковылять сам, мы до постоялого двора тащиться будем три дня, - грубо, но верно сказал Том Тириону. – На лошади ты тоже без своего седла не усидишь, а переседлывать сейчас не в масть, хорошо, если сюда выйдут волки, а не кореша этих каторжников. Поэтому садитесь оба, ты вперед, а ты давай держи его покрепче под микитки, и без этих твоих куртуазных штучек, ему же ни упереться ногами, ни коленями ухватиться.
- Тебе очень больно? – спросила через несколько минут Арвин, обнимая Тириона за живот и склонившись к его золотистым волосам.
- Нет, - ответил Тирион сквозь сжатые зубы: рука и болела, и дергала, и словно наливалась расплавленным металлом. – Мне больно ровно настолько, насколько должно быть.
- Жаль, что я не умею делать маковое молоко, - прошептала Арвин.
- Не жаль, - не согласился Тирион. – После макового молока я свалился бы с лошади, а если бы ты сумела меня удержать, я бы не захотел это проспать.
«Теперь мне это не грозит», - мысленно завершил свою реплику Тирион, постепенно преодолевая свое смущение от того, что это спасенной девушке положено ехать на руках у своего спасителя, а не наоборот – ехать в таком положении ему тоже нравилось, ему даже не верилось, что его обнимает его будущая жена, а не очередная шлюха.
- Знаешь, если все сражения и победы выглядят примерно так, я буду только рада, если у тебя их будет поменьше, - признала Арвин через полчаса, замечая и холодный пот на лбу Тириона, и то, как его маленькое тугое тельце вздрагивает всякий раз, когда лошадь оступается или сбивается с шага.
- Вот в этом я с тобой совершенно согласен, - ответил неунывающий Тирион. – Я охотно предпочту совершать другие подвиги полуросликов, о которых повествовал старина Том: например, я готов отважно расправиться с пирогами и элем или героически выиграть перебранку с этими, как их, Саквиль-Бэггинсами.
До постоялого двора они дотащились только ночью, но прием их ждал радушный: старики-хозяева еще не забыли щедрого и веселого малыша Тириона, не так давно проезжавшего в другую сторону.
- Ну, добрались мало-помалу, - сказал гостям хозяин, вышедший с фонарем навстречу. – Дай-ка я опять гляну на твое замечательное седло, маленький лорд.
Хозяин посветил фонарем на своих гостей и даже присвистнул.