Как все же хорошо, что его помощником оказался именно этот человек! Будь на месте его другой правоверный египтянин…
Менекрат не решился додумать эту мысль.
Они поели сушеных фруктов, выпили воды - часть ее скульптор все же потратил на умывание. Потом отправились в другую часть каменоломни. Сколько времени потребуется, чтобы обойти ее всю?..
В этот раз Менекрату повезло. Еще до того, как наступило время обеда, он нашел цельную глыбу подходящего размера: скульптор несколько раз сам говорил с работниками, с которыми пришлось объясняться на языке Та-Кемет. Они тоже оказались пленниками-азиатами - но успели выучить достаточно египетских слов, чтобы понимать своих надсмотрщиков.
Менекрат попытал камень молотком, поддел резцом… песчаник казался достаточно прочным и, вместе с тем, податливым. Глыба уже наполовину выдавалась наружу. Если удастся извлечь ее, не повредив…
Еще нужен второй такой же камень!
Они ушли в палатку, поесть и передохнуть. Тураи советовал поспать днем: но Менекрат и сам, как только проглотил свой кусок лепешки, упал и заснул. Он знал, что и рабочие в такое время отдыхают: потому что надсмотрщикам тоже нужны силы.
В этот раз милетец спал без сновидений. Будто снова провалился в ров, где провел все утро.
Во второй половине дня они с Тураи ушли искать еще один подходящий камень. Если не найдется пара первой глыбе, все труды будут напрасны.
Когда Менекрат спустился в новый ров, первый из каменщиков, которого он уже привычно окликнул, ответил эллину на родном языке.
Менекрат с ужасом воззрился на сородича, оказавшегося в подобном положении. Как будто он не предвидел, что рано или поздно такое случится! Греческий пленник тоже смотрел на скульптора с ужасом… и, признав соплеменника, едва ли не с отвращением.
- Как ты попал сюда? - спросил скульптора этот египетский раб.
- А ты? - воскликнул Менекрат в ответ.
Спохватившись, он обернулся к Тураи.
- Скажи начальникам, что я хочу поговорить с этим человеком! Если надо, я заплачу!
Египтянин невозмутимо кивнул.
- Я родом из Кирены, сражался против персов, - сказал черноволосый, чернобородый и темный от солнца пленник, когда скульптор вновь повернулся к нему. Менекрат уже и сам заметил, что выговор у этого грека непохож на ионийский: и ему стало легче.
- Слышал про бунт в Кирене? - спросил каменщик. Менекрат кивнул.
- Когда мы восстали против наместника Аркесилая и убили, его мать Феретима пожаловалась Дарию… и тот приказал выдать царице всех зачинщиков,* - продолжил киренеянин. Он говорил уже почти беззлобно - на злость не хватало сил: как старые воины берегли ярость только для боя. - Царица приказала посадить мятежников на кол, женам их отрезать груди… а тех воинов, кого не убили в сражении и не казнили, сослали сюда. Или на другие работы.
Менекрат молчал, не в силах ничего ответить.
Раб долго разглядывал его, а потом спросил:
- Ну а ты кому здесь служишь?
Иониец отвернулся.
- Царице Нитетис… Я скульптор Менекрат из Милета.
И в голове его вдруг мелькнула тщеславная, низкая надежда, что этот пленный греческий воин слышал о нем. Но киренеянин остался совершенно равнодушным. Он только сказал:
- Я еще не видел здесь наших свободных людей. Но наверное, скоро появится больше.
Менекрат открыл рот… то ли хотел в чем-то повиниться перед этим африканским греком, то ли обещать помочь. Но, конечно, художник промолчал. Что он мог сделать?
Он быстро вернулся к Тураи и поторопил его, чтобы поскорее выбраться из раскопа. Все понимающий египтянин промолчал; и неожиданно эллин ощутил ненависть к своему помощнику. Хотя оснований ненавидеть Тураи у него было не больше, чем себя.
Остаток дня прошел бесплодно - только то радовало, что больше Менекрат не сталкивался с сородичами. Хотя ему теперь все мерещилось, что киренские пленники видят его из своих ям и рассматривают с ненавистью. Хотя это, разумеется, был вздор: рабочие почти не поднимали голов.
Вторую глыбу он отыскал к вечеру третьего дня.
Еще четыре дня потребовалось на вырубку обеих. И только на восьмой день драгоценные камни наконец подняли наверх.
Менекрат старался не смотреть рабочим в лицо. Но его участие и не требовалось: египетские надсмотрщики прекрасно справлялись со всем сами.
На двух больших плотах камни сплавили по реке на остров, где уже давно были открыты мастерские и трудились египетские скульпторы. Менекрат написал письмо царице, что потребовало от него немалого усилия. Эллин сообщил госпоже, что остается в Сиене работать вместе с Тураи, который стал ему незаменимым помощником; и поблагодарил Нитетис за все.
Теперь, когда Менекрат больше не видел, как добывается камень, а долгожданная работа опять встала перед скульптором во весь рост, благодарность и любовь вновь начали возвращаться в его сердце. Разве повинна Нитетис в том, что происходит?.. И кто повинен? Таков закон войны!
Тураи подыскал для своего подопечного в Сиене подмастерьев-египтян - такие статуи невозможно было изваять в одиночку; но руководство, разумеется, принадлежало Менекрату. Он ушел в работу с головой - время от времени посылая царице отчеты.
Через два месяца первая статуя была готова. Менекрат принялся за вторую: изготовление копии было гораздо труднее, и теперь скульптор продвигался намного медленнее.
До Сиене доходило мало новостей извне. И Менекрат почти не прислушивался к ним. Но кое-что он не мог не услышать.
Когда голова и плечи второй Нитетис выступили из камня, милетец узнал, что в Та-Кемет направляется Дарий.
* Остров Элефантина.
* Исторический факт.
========== Глава 87 ==========
Менекрат не знал, бросить ли ему работу, написать ли великой царице о том, что сделано… или уехать из Та-Кемет, пока не поздно?
Но как он сможет сбежать? Это и просто позорно!
Пока художник мучился сомнениями, ему пришел приказ от царицы оставаться на месте и заканчивать работу как можно скорее. Чего боялась Нитетис, ожидая царя царей?..
Милетцу было очень трудно об этом судить: но изменить своему делу и своей покровительнице было недостойно мужчины и эллина. Менекрат вернулся ко второй статуе.
Тураи помогал ему словом и делом, как раньше: хотя Менекрат уже не нуждался в египтянине так, как вначале, он особенно нуждался в дружеской поддержке. Через две египетские недели Та-Кемет потрясла поступь Дария - великий перс ступил на землю Египта.
Почти сразу вслед за этим пришел приказ Тураи вернуться в поместье великой царицы.
Менекрат очень взволновался. Он и сам не ожидал от себя, что так привяжется к варвару.
- Ты надолго уезжаешь? - спросил молодой скульптор.
- Как пожелает ее величество, - ответил бывший жрец и доверенный слуга Нитетис.
Он улыбнулся.
- Не бойся, мастер экуеша. Думаю, я скоро вернусь к тебе.
Менекрат порывисто обнял товарища: тот охотно ответил на объятие, хотя был гораздо сдержаннее и не одобрял пылкости, с какой эллинские мужчины выражали свои чувства друг к другу. Но Тураи лучше кого-либо другого успел узнать, что Менекрат не склонен к греху, считавшемуся у египтян одним из самых мерзких. Бывший жрец уже не скрывал, что ему известно произошедшее между эллином и великой царицей.
Менекрат проводил своего друга и помощника на берег и, еще раз обняв, пожелал благополучно вернуться. Оба знали, что Дарий уже в Саисе.
Нитетис с дочерью в это время оставалась в своей усадьбе: а Уджагорресент в городе Нейт принимал своего персидского повелителя. Это был уже второй персидский царь, которого видел священный город. И хотя Дарий согласился именоваться фараоном… но подчинившиеся египтяне теперь увидели совершенно ясно, что это не более, чем снисходительная уступка победителя. И многим людям в Та-Кемет показалось, что поведение Дария еще более оскорбительно, чем буйство Камбиса: тот, по крайней мере, всем сердцем отдался своей обязанности живого бога Черной Земли.