Они остановились, и сопровождавшие их воины вместе с ними.
Менекрат приложил руку к глазам. Впереди, на некотором удалении от городка, желтая каменистая земля была вся изрыта огромными расселинами и ямами: точно какие-нибудь боги в гневе топтали это место. Вокруг копошились человеческие фигурки. Крошечные люди спускались в ямы и поднимались; некоторые, собравшись кучей, тянули за веревки и перетаскивали предметы, казавшиеся гораздо больше их самих.
- Ты уже бывал здесь? - спросил скульптор своего проводника.
Египтянин только улыбнулся и сделал знак Менекрату продолжать путь.
Сперва они направились к палаткам и хижинам: доложить о себе начальнику работ, устроиться во времянке и отдохнуть. Тураи сказал, что поселится вместе с греком: и, несмотря на его обычное для египтянина высокомерие, такое соседство обрадовало Менекрата. Насколько лучше среди множества враждебных людей, не знающих даже твоего языка, встретить хотя бы одного, кто немного близок! Такое товарищество еще отраднее, чем иметь друга среди друзей у себя дома!
Именно Тураи представил грека начальнику работ - намного более надменному, чем он сам; а Менекрат предъявил письмо Нитетис с ее печатью. Это царское разрешение сильно подействовало на начальника. Вначале удивившись появлению свободного эллина во вверенных ему каменоломнях, египтянин теперь даже исполнился к нему некоторого почтения: он дал Менекрату и его помощнику дозволение поселиться вместе и отвел им для житья одну из лучших палаток. Кажется, перед тем из нее выгнали прежних обитателей. Во всяком случае, зайдя внутрь, художник застал палатку уже обжитой.
И, в любом случае, палатки ставят только перед тем, как заселиться!
- Здесь нам будет хорошо, - сказал Тураи, оглядев домик из сурового белого полотна, не пропускавшего жар. Он застелил волосяной тюфяк чистой льняной простыней: бельем их снабдил начальник. Потом египтянин сел на свою постель, поджал ноги и улыбнулся.
- Ты похож на жреца, - заметил Менекрат. Он наконец снял свой хитон - и хотел выжать, но постеснялся. - Ты всегда так спокоен, будто все идет как должно!
- Я был жрецом в юные годы. Жрецом Хнума здесь, в Сиене, - невозмутимо ответил его проводник на своем нарочно ломаном греческом. - Но мы, дети Та-Кемет, все служим нашим богам по мере сил и помним о своем месте.
Менекрат раздраженно выкрутил хитон и повесил сушиться на колышек. Потом выпил воды из своей фляги; тело уже чесалось, но ополоснуться было нечем. Воду следовало беречь, хотя они не рассчитывали задержаться здесь дольше, чем на несколько дней.
После недолгого отдыха Менекрат решил отправиться в карьер - за камнем. Ему хотелось поскорее покончить с этим делом. Эллин взял свои измерительные веревки и колышки, а также резец; молоток, чтобы проверить песчаник на прочность и ломкость сразу, ему дадут на месте.
- Смотри, может, понадобится долго выбирать! - предостерег его египтянин. - Здесь далеко не всегда попадаются такие куски! А если ты найдешь камень и он треснет, как гранитный обелиск ее величества Хатшепсут…
Менекрат покосился на проводника.
- Камень и потом может треснуть, - проворчал эллин. - Не разговаривай много!
Несколько ям и колодцев-шурфов, в которых мог уместиться только один человек и которые прорубались, чтобы найти новые залежи камня, они миновали не задерживаясь. Около одной глубокой и длинной ямы Тураи неожиданно остановился.
- Здесь может быть то, что нужно! - воскликнул египтянин. Он как-то незаметно опять стал проводником.
Не дожидаясь ответа, Тураи начал быстро и ловко спускаться в яму; остановившись на полпути, махнул рукой греку.
- Иди сюда, экуеша!
Менекрат попробовал ногой сыпучую землю с краю; а потом, выругавшись и наплевав на осторожность, стал спускаться, хватаясь руками и упираясь ногами. Он один раз чуть не сорвался и ободрал себе руку. Но вот наконец оказался подле Тураи.
- Ну, что дальше? - раздраженно спросил эллин.
Он начал понимать, что ему без этого человека никуда.
Тураи улыбнулся.
- Будем спрашивать, что тут нашли!
Менекрат впервые близко увидел рабочих. Эти люди, с сожженными солнцем спинами, грязные и исцарапанные, даже не обернулись, когда к ним спустились чужаки: видно, работа отнимала все силы и отупляла настолько, что убивалось всякое любопытство.
Рабочие - по всей видимости, рабы или пленники, захваченные на войне, - занимались тем, что загоняли клинья в скальную породу и поливали водой, чтобы скала треснула и можно было приступить к вырубке камня. Как, должно быть, им хотелось глотнуть этой воды вместо того, чтобы отдавать жизнь ненавистному царю - или царице! Но здесь же, прямо посреди раскопа, стояли двое надсмотрщиков с бичами из бегемотовой кожи, которые бдительно надзирали за вырубкой. Еще несколько надсмотрщиков, а также воины с луками прохаживались наверху - снаружи, между раскопами.
Трое рабов с другой стороны ямы как раз, похоже, вырубали большую глыбу.
- Спроси их, экуеша! - Тураи кивнул в сторону рабочих.
Скульптор, потрясенный всем, что увидел, и задыхающийся от вони множества скученных немытых тел, только мотнул головой. Тогда египтянин сам направился к каменщикам. Он хлопнул по плечу одного из них - с молотком в руке. На широкой спине этого человека багровел свежий шрам, из-под головной повязки выбивались грязно-рыжие волосы.
Сердце Менекрата часто забилось от волнения. Он пытался расслышать, о чем Тураи говорит с этим рабом, но стук молотков и непрекращающийся камнепад заглушали их голоса.
Вскоре египтянин вернулся к скульптору. Он покачал головой, поймав взгляд своего подопечного.
- Не подойдет? - воскликнул милетец.
- Может, и подошел бы, но весь этот камень предназначен для нового храма Амона в Уасете, - ответил Тураи.
- Нужно спрашивать сперва надсмотрщиков! - сказал эллин. Разговаривать с надсмотрщиками ему казалось гораздо легче, чем с этими вонючими и озлобленными пленниками.
Тураи молча кивнул.
- Пойдем.
Он первым взобрался наверх, как первым спустился; и даже подал греку руку, сильную и твердую.
- А кто был этот раб? - спросил Менекрат, когда выбрался со своим товарищем из рва. Его вдруг не на шутку взволновала судьба неведомого пленника.
Египтянин пожал плечами.
- Какая разница? Похоже, что финикиец. Нам присылают много пленников из Азии.
Менекрат покусал губы и промолчал. Тураи коротко взглянул на своего спутника и отвернулся.
Они еще довольно долго обходили карьер - теперь, когда решили расспрашивать в первую очередь надсмотрщиков, это облегчило скульптору задачу; однако выяснилось, что значительная часть камня была уже распределена. И преимущественно на храмовое строительство.
Потом стемнело, и ходить по каменоломне стало опасно; да и рабы уже сворачивали работу. Менекрат чувствовал себя так, точно сам полдня ломал спину вместе с этими невольниками.
“Царица решила заблаговременно вознаградить меня”, - мелькнула в его голове кощунственная мысль. Но эллин тут же отогнал мысли о Нитетис. Думать о ней в таком месте… нет, это было невозможно.
Вернувшись в палатку, они поели при свете глиняного светильника, а потом легли спать. На душе у Менекрата было скверно.
Но во сне он опять увидел Нитетис - и улыбался, и стонал, поворачиваясь и сгорая на своей постели: так трудно было гнаться за ускользающим и запретным блаженством!
Когда взошло солнце, Менекрат обнаружил, что испачканная простыня прилипла к бедрам. Он скомкал ее, скрывая белые пятна, не зная, как объяснить случившееся египтянину… и тут увидел, что бывший жрец сидит на своей постели, как вчера, поджав ноги, и пристально на него смотрит.
Менекрат отвернулся, краснея. Но ведь этот Тураи тоже мужчина, должен понять!
Египтянин, однако, и не подумал сделать ему никакого замечания.
- Вставай, уже светло, - сказал он.
Менекрат пригладил волосы, которым еще вчера требовался костяной гребень. И вдруг подумал: а не звал ли он Нитетис во сне?..