-Ну, что? Вроде всё, - огляделся вокруг. И вдруг увидел над притолокой входной двери, на полке лежали три клубка шести. Попробовал достать, но клубки упали на пол и раскатились по разным углам комнаты. - Ладно, носки своим соплюхам свяжешь. - Хлопнула дверь и под окном заскрипела, трогаясь, телега.
Когда в печи затрещали поленья и дом стал наполняться теплом, мать кивнула: " Следи". Сняла с кровати простынь, свернула её, забрала лопату, ведро и вышла из дома. Не было её долго. Этой же ночью выпал первый снег.
Кто из соседей добрался до Тасеева, в Корсаково вслух не называли. А потому и Ольга не знала. Только к утру следующих суток приехал грузовичок АМО. В кузове с деревянными бортами трое в военной форме, при оружии. В фанерной кабине с брезентовым верхом рядом с шофёром длинный, тощий мужик в кожаной куртке. Единственный человек, которого Агафья потом вспоминала добрым словом.
- Бобыкин Феофан Савельевич, особо уполномоченный по территории Дзержинского и Тасеевского районов, - представился он. - Командирован к вам для расследования бандитского нападения.
Прошло, наверное чуть больше недели, и того самого Семёныча Бабыкин представил жителям поселения на обозрение. И давай спрашивать: не вспомнит ли кто эту личность? Мол, он не он тут бесчинствовал? А на Семёныче по-прежнему в кожанке и хорохорится. Да и опять же, Семёныч тут, а дружки его неизвестно где шастают. Придут и опять людям кровью умываться. А у каждого за спиной семья, дети. Да и опасались в Корсаково, вдруг Семёныч провинившийся представитель власти? Опять же крайними чтоб не оказаться.
Вещи кто какие признал - разобрали. А указать на этого Семёныча при всех никто не решился.
Пройдёт ещё ни один год, Ольга повзрослеет, когда эта жуткая история станет доподлинно известна в Корсаково.
Расследование Бабыкина
Осенью тысяча девятьсот двадцать девятого года оказался под следствием мелкий, трусливый мужичонка. В его доме при обыске обнаружили вещи явно ему не принадлежащие.
Расследование поручили Феофану Бобыкину. Осматривая изъятые предметы, Бобыкин обратил внимание на двустволку 16-го калибра с горизонтальным расположением стволов, центрального боя, курковую, с ореховой ложей и надписью Henry Pieper.
Феофан Савельевич покопался в архивах, достал дело о разбое в Корсаково. И обнаружил в нём подробное описание ружья похищенного из дома Грунько у хозяйки, мужа которой бандиты расстреляли. Пошёл к руководству:
- Это ружье бельгийского производителя редкое и дорогое, не может принадлежать такому человеку, каким являлся мой подследственный. Т ем более вскрылся такой факт, - и предъявил описание того самого похищенного ружья.
Вот с этих примет всё и началось.
- Гражданин Левин, ты вошь, паразит на теле рабочего класса, либо будешь содействовать следствию, либо пойдешь под расстрел! - Строжился Феофан, ни сколько не сомневаясь, что если его предположения верны, то именно такая дорога и ожидает его подследственного.
- Так не моё всё это, не моё! - Заскулил мужичок: - Это всё он, паразит, его всё энто имущество!
- Либо говоришь чьё, либо считаю тебя грабителем рабочего класса!
- Да всё из-за брата моей жены Федота Семёныча Кокорина... ох, если бы вы видели мою жену, вы бы поняли мои страдания.
Вместо упорного сопротивления и отказа давать показания, такая разговорчивость здорово удивляла и настораживала. А пуще всего царапнуло отчество родственничка подследственного: Семёныч!
- Я же говорю, чужого, упаси Бог, никогда!
- Упасёт, если я тебя спасу. А это будет только в том разе, если перестанешь юлить и начнёшь всё излагать обстоятельно!
- Так я что? Я и говорю, что брат её Семёныч больно на руку не чист! В дом к себе впускать опасаюсь!
- Ну, теперь не волнуйся, в твою камеру не попадёт!
- Как же, что же... за что же в камеру? Я же как на духу...
- Вот и давай как на духу. Слушаю.
- До этого случая Федота долго не было. Я уж думал, укоротил Бог его век, но он объявился самым неожиданным вывертом. Приехал в кожаной тужурке с маузером на ремне и полной телегой всякого добра. Там и детские, и женские одёжки. Чьи? - спрашиваю. А он:
- Твоё какое собачье дело! Умолкни! Не то зарою в твоём же нужнике и объявлю, что сбежал контра!
А я думаю: "Нужник у нас глыбкий... на три семьи рассчитан".
- Это к делу не относится. Давай по существу.
- Как же не относится? Как пить дать утопил бы в нужнике. У него рука не дрогнет!
Левин трясся и уверял, что принял бы смерть в нужнике, ослушайся Федота. А Федот попрятал вещи на чердаке в доме, ружьё завернул в тряпицу и зарыл в погребе. Сам же уехал в город и долгое время не показывался.
- Дорогой товарищ, - скулил подследственный.
-Тамбовский волк тебе товарищ! - Прикрикнул Феофан.
- Гражданин начальник, пойми Христа ради, я и так по глупости лишнего сболтнул. Видно смертушка моя пришла. А ежели и далее язык за зубами не удержу, то и до завтра не доживу!
Что может приключиться с подследственным в камере, куда доступ имеют только работники ОГПУ? Дело близилось к полуночи, когда Феофан выяснил, что этот самый его родственник Федот Семёныч Кокорин устроился работать как раз в ОГПУ. Времена были смутные, всё могло быть. Но мог этот Кокорин и наврать своему родственнику, чтобы припугнуть. А если нет, то выходило, что в ряды ОГПУ самый настоящий бандит и убийца затесался! Посадил Феофан Левина в отдельную камеру, велел дежурному строго-настрого никого к нему не допускать. Да и не осталось никого к тому времени в отделе. А сам, ночь, темень, домой на другой конец города тащиться, прилёг в кабинете. Ночью в дежурке вроде голоса послышались. Прислушался, мог кто-нибудь из ребят припозниться. Но грохнул выстрел. Арестант в камере закрыт. Кроме дежурного в отделе никого. Значит стрелял, тот чей голос он слышал. Отомкнул дверь, приподнял чуток, чтоб петли не скрипнули, и выглянул аккуратненько. А там дежурный на полу распластан и человек в кожанке у него по карманам шарит.
- Стой! Руки вверх! - А в ответ выстрел! Стрелял, гад, на голос, умел и любил это дело, как потом выяснилось. Метка того стрелка на теле Феофана пожизненно осталась. Однако Феофан успел подумать, что нужен этот бандюга живым, а потому старался по ногам стрелять. Так что бандит в отместку две метки получил. Потом вызвал по телефону врача и оперативников. Помочь дежурному не могли. Выстрел этот гад произвёл в упор. Дежурный подпустил его близко, потому что видел перед собой милиционера. Ещё до приезда ребят и врача, Феофан обыскал стрелка, при нём было Удостоверение личности работника ОГПУ на имя Ивана Ильича Евдокимова. Евдокимова перевязали и, сказав, что жив будет, врач уехал. Ранения и у меня, и у него неопасные оказались. А вот деть его было некуда, кроме как посадить пока в одну камеру с задержанным Левиным. Только Евдокимов сделал шаг в дверь камеры, как Левин затрясся весь, с виду даже сменился, побледнел, в самый угол забился. Мне показалось, будто он умом тронулся, заговариваться начал. Сидит в углу и скулит: