– Бери, пойдет, – произнес он сиплым голосом.
– Ща подам, их тут два, – ответил голос из кустов.
Кусты раздвинулись, послышался треск материи. После потока матерщины на свет вышел еще один мужчина. Он бросил наши железные стульчики без сидений на землю и принялся рассматривать разодранный рукав темно-желтой курточки. Первый хрипло рассмеялся, задрав бородатую рожу к небу, и чуть не свалился с ног. Второй что-то ответил и тоже захохотал.
– Пойдем отсюда, пока они нас не заметили, – прошептал Прилипала.
– Да, сваливаем, – согласился Толстяк.
Мы начали пятиться, не отрывая взглядов от двух хохочущих пьяных бездомных под луной. У меня за спиной кто-то коротко вскрикнул. Я обернулся: Толстяк лежал на боку, выгибая спину. Бездомные услышали его и, обменявшись взглядами, неуверенно направились к нам. Они медленно обходили скрывавшие нас кусты. Толстяк продолжал лежать, хватаясь рукой за спину. Деваться было некуда, я тянул до последнего, надеялся, что они вот-вот остановятся, почешут затылки и уберутся, но ни черта подобного, поэтому я громко и пронзительно заорал, женским голосом. Желтая курточка отскочил назад, запутался в траве и рухнул на задницу. Второй зацепился за него и тоже оказался на земле. Они вскочили и унесли ноги.
– Ты как, можешь идти? – спросил я Толстяка.
Он кивнул. Крис помог мне поднять его на ноги. Мы собирались двинуться прочь.
– Давайте заберем, – шепнул Толстяк.
– Но как ты… – начал я, но Толстяк меня перебил: – Я смогу что-то взять. Стулья, они ведь легкие, нагрузки на спину не будет.
Я взял рулон брезента. Крис схватил складные ножки столика и пластиковое кресло. Прилипала – автомобильное сиденье, уложив на него два листа ДВП.
– Да брось ты это чертово ведро, уходим, – сказал Прилипала Толстяку, который пытался приткнуть его к стульям.
За нами вроде бы никто не следил, но перестать оборачиваться было не так-то просто, невзирая на приличное расстояние от свалки. Паранойя поостыла, когда мы добрались до одинокого фонарного столба среди домов на перекресте. В радиусе видимости не было ни души, мы перебежали освещенный участок и вновь нырнули в темноту.
До домика добрались за пятнадцать минут, и никто вроде бы не видел, что мы тут тащим.
– Как спина? – спросил Прилипала, когда мы расселись на добытых трофеях.
– Вроде бы немного легче. Повезло, что ударился не позвоночником, – ответил Толстяк.
– А ты, ты чего так заорал? – спросил меня Прилипала, расплываясь в улыбке.
– Штанишки не намочил? – подзадорил Толстяк.
– Если б не я, то намочили бы штанишки вы.
Крыша была готова через три часа. Мы расположили секции забора, постелили брезент, укрыли землей и сверху набросали травы.
Домой я попал около часу ночи. Свет нигде не горел, но входная дверь оказалась не запертой. Я разулся в прихожей, тихо прокрался в свою комнату и включил настольную лампу. Свет разбудил мать, которая спала на моей кровати.
– Наконец-то, – зло сказало она, протирая глаза. – И где тебя носило?
– Нигде, – тихо ответил я.
– Ты время вообще видел? Где ты был?
– Гулял.
– Гулял, – повторила она. – Я тебе погуляю.
Она вскочила, схватила меня за шиворот и бросила на кровать. На столе почему-то лежал кожаный ремень отца, который тут же очутился у нее в руках. От нее несло спиртным. В глазах читалась бесконечная ненависть.
– Я покажу тебе! – Ремень хлестнул меня по ногам.
– Ты что делаешь? – закричал я.
– Я тебе покажу, что я делаю! – Она целилась по корпусу, но я вовремя отскочил к стенке.
Меня переполняла обида и слепая ярость. Я спрыгнул с кровати, вырвал у нее из рук ремень и вытолкал ее из комнаты. Она сопротивлялась, кричала на меня, грозила выгнать из дому. Но мне было плевать. Я буквально вышвырнул ее из комнаты и запер дверь. Мне хотелось расплакаться и в то же время разнести свою комнату. Но ни того, ни другого я делать не стал. Из-за двери послышались тихие всхлипы, потом она зарыдала, причитая: “Вырастила чудовище… неблагодарный… не любит…”.
Не знаю, сколько еще она сидела в коридоре. Я сразу же забрался в кровать и накрылся с головой одеялом, чтобы ничего не слышать и не видеть. Уснул почти сразу. Бездомные нас все-таки сцапали и отоварили по полной. Ребят убили, а я бежал не быстрее улитки, так что меня нагнали, и пришлось с ними драться. Желтая курточка достал нож, осклабился, и только тогда я проснулся.
Глава шестая
Я вскочил с кровати, увидев на часах без десяти восемь. Будильника я не слышал. А мать, если и будила меня (в чем я сильно сомневаюсь после вчерашнего), то я, скорее всего, пообещал встать через пять минут и проспал целых сорок.
На завтрак времени не оставалось. Ни на что не оставалось. Я оделся по дороге в ванную. Почистил на скорую руку зубы – необязательная процедура, но я, кажется, все-таки влюбился в одну девчонку с класса, поэтому должен быть готов ко всему. Посмотрелся в зеркало, задумался на секунду, какого черта так переживаю из-за опоздания в школу. Решил обязательно поразмышлять над этим как-нибудь потом.
Прилипала, видимо, тоже проспал, потому что на углу его не было. Что ж, я пожал плечами и побежал в школу.
В класс я влетел перед учителем. Прилипала сидел за партой весь красный и вспотевший, обмахивался тетрадью.
– Ты чем это занимался? – спросил я, когда мы поприветствовали учителя, и он разрешил нам сесть.
– Ай, потом, – отмахнулся он.
Минуты тянулись мучительно долго. Я давно не слушал болтовню историка. Мое внимание привлекала первая парта у окна. Она внимательно слушала учителя, изредка отбрасывала, непослушные волосы с плеч. Никогда не переваривал рыжих, должен признаться. В том числе и парней. Нервные они, что не скажи – сразу грубят, норовят побыстрее отделаться от тебя. Наверное, в них генетически заложено ожидать насмешек и издевок от каждого встречного. В школьные годы уж точно. Вероятнее всего, я и влюбился в нее из жалости. Смотришь иной раз, как она хмурит брови, сыпет колкостями в ответ, сидит потом, дуется, накручивает на палец темные локоны. Ну и как тут не влюбиться?
Интереснейшие факты о скульптуре и живописи восемнадцатого века были прерваны нашей классной. Она скромненько зашла, тихонько постучавшись, сделала небольшое объявление, точнее напоминание: кто-то умер из учителей, поэтому последнего урока не будет. Весь класс разом радостно загудел. Историк шикнул, призывая к тишине и благоразумию, но прозвенел звонок на перемену, и всем стало плевать.
Больше половины парней вышли в коридор. Девчонки сидели на местах, готовясь к следующему уроку.
– Соскучился? – Я думал, обращаются ко мне, но Прилипала тут же ответил: – Отвали.
Двое парней теснили его, не давая подняться.
– На чем мы там остановились? – спросил один, в черных спортивных штанах и серой футболке, после чего выписал Прилипале подзатыльник.
Я сидел, пытаясь не смотреть в их сторону. Делал вид, что ищу что-то в портфеле. Как же я ненавидел себя за трусость.
– Посмотрим, что у тебя тут, – сказал другой, потянувшись к портфелю Прилипалы.
Прилипала отреагировал мгновенно: вскочил, отталкивая любопытствующие руки, но портфель ускользнул от него.
– Слышишь, цыган, отдай! – закричал Прилипала.
Смуглый парень застыл на доли секунды, словно не ожидал услышать подобного от ботаника. Он провел ладонью по коротким волосам, улыбнулся, кивая, и правой рукой влепил звонкую пощечину. Прилипала свалился на меня. Он вскочил и набросился на обидчика, свалил его на пол, начал кормить ударами, которые, в большинстве своем, попадали по рукам, прикрывающегося парня. Смуглый пытался встать, одновременно уворачиваясь от дождя кулаков, из-за чего Прилипала несколько раз от души приложился к полу. Ослепленный яростью, боли он чувствовал. Он приправлял каждый удар “сукиным сыном”, и останавливаться был не намерен. Парень в спортивках смотрел, приоткрыв рот и не двигался. Когда его дружок начал пропускать слишком много ударов через ослабевший блок, он врезал Прилипале по лицу ногой, словно пнул футбольный мяч. Прилипала слетел на пол, схватился за нос, сквозь пальцы просачивалась кровь.