– Он же чужой.
– Мусор на помойке тоже чужой.
Крис вернулся с хорошими новостями.
– Отлично, – заключил Прилипала. – Так, нам еще нужна клеенка и дверь.
– Я вот что придумал, – сказал Толстяк. – Подойдет даже ящик из фанеры, с невысокими стенками. Мы просто вырежем клаптик земли с бурьяном…
– Вырежем? – переспросил я.
– Ай, выкопаем, какая разница? Ты посмотри под ноги. Это ж, блин, как ее, дрянь собачья…
– Полевица, – подсказал Прилипала.
– Точно. Вырежем с землей, а потом хоть на стены вешай – ничего с ней не станется. Закрепим чем-нибудь, чтобы не выпадала с ящика. Прицепим кольца для замка и готово.
– А замок зачем? – спросил Крис.
– Ты же запираешь квартиру, когда уходишь?
– Запираю. Но ее, в отличие от этого недоразумения, не взломает пятилетний ребенок.
– Да пусть будет, на всякий случай.
Первым делом мы отправились на свалку. Она находилась в яме недалеко от пустыря, спрятанная за деревьями и насыпями глины. Санкционированной свалкой она не была – просто многие, наверное, не знали куда девать поломанную мебель, строительный мусор, старую одежду, дырявые автомобильные покрышки и прочее барахло.
Толстяк с восхищением смотрел вниз.
– Да это же рай. Представьте только, сколько полезного здесь можно откопать.
– Спускаемся, – предложил Прилипала.
– Прям не терпится. – Толстяк потирал ладони.
Барахла поистине хватало. Мы хвастались самыми интересными находками, пока искали то, что нам было нужно. Швырялись металлическими пластинками в форме буквы ”Ш”. Тут были и куклы без голов, стулья без одной-двух ножек, виниловые пластинки (также отправлялись в небо), корпуса радиоприемников и магнитофонов, платы от советских телевизоров, бутылки, кинескопы (разлетались на маленькие осколки с громким хлопком).
Я дурачился вместе с ними, позабыв напрочь обо всех переживаниях. О доме и школе, об отце и матери, о тех эфемерных страхах перед новой школой и одноклассниками. Пусть я и не знал ничего об этих ребятах, а они – обо мне, все равно нам было хорошо вместе. А поболтать – всегда успеем.
– Нашел, – торжественно воскликнул Толстяк.
Мы побежали к нему. Из-под обломков битых кирпичей и плитки выглядывал краешек брезента.
– Сомневаюсь, конечно, что он целый, но давайте все-таки взглянем, – предложил Прилипала.
Очистив его от мусора, мы получили довольно большой кусок с рекламой пива на одной стороне.
– Ну просто ш-и-и-и-к, – оценил Толстяк. – Даже больше, чем нужно.
Тент скрутили в рулон и бросили к прямоугольной пластмассовой крышке (с невысокими бортиками) непонятного назначения, которая подходила нам на роль двери. Позже добавилось автомобильное сиденье, пара железных стульчиков (одни каркасы), пластмассовое кресло, две петли, снятые с расслоившейся деревянной двери. Толстяк где-то откопал надколотый унитаз, который сразу же разбили о кучку кирпичей. Пластиковое ведро с дыркой в днище, ножки складного деревянного столика, крышку к нему – два обгрызенных листа ДВП со слизняками на обратной стороне.
Спустя два часа продолжать поиски стало бессмысленным занятием – свалка была изучена от и до. Мы торжественно расселись на креслах.
– Где будем прятать? – спросил Крис.
– Прятать? – осведомился Толстяк.
– Он прав, мы же не станем тащить все это днем? – согласился Прилипала.
– Нас тут же накроют, и прощай, милый дом, – вставил я.
– Черт, об этом я не подумал. Еще не запряг, а уже поехал, сказала бы моя бабуля. – Толстяк немного расстроился, но тут же загорелся вновь: – Ну а крышу-то сделаем? И дверь. Все равно там никого нет, а этот кусок пластмассы внимания не привлечет.
Сошлись на этом. Остальное добро затащили подальше в кусты.
Мы неспешно поднимались тропинкой, делились соображениями насчет обустройства второй комнаты. Первая, исходя из найденных трофеев, представлялась неким подобием кабинета, где можно будет работать – рисовать комиксы или писать рассказы.
Вышли к дачам, прошли перекресток, асфальтированная дорога заканчивалась сразу за границей последнего на этой улице двора, вниз с холма и вдоль ставка пролегала уже грунтовка, бедно посыпанная щебнем.
***
Мать собиралась целую вечность, перемерила, наверное, все свои штаны, юбки, кофты, платья. Выбрала, в конце концов, неприметный черный сарафан с едва заметными серыми полосками. Долго стояла перед зеркалом в прихожей, удовлетворительно кивнула и, наконец, заметила меня в дверях гостиной.
– С подружками посидим. У Лили день рождения. Буду поздно, – сказала она и вышла из дому.
Я дал ей пятнадцать минут: она всегда что-нибудь забывала. Когда время истекло, я вооружился фонариком и пошел в сарай. Отыскал ржавую пилу, выбрал из трех вариантов лопату, и пошел к домику.
Вечер плавно перетекал в ночь. Первым делом мы занялись крышей: разобрали забор на секции, измерили, лишнее отпилили, потом выложили на земле каркас. Толстяк сделал в углу вырез по размеру дверцы, прибил, закрепленные ранее к крышке, петли к доскам. Мы с Крисом аккуратно перенесли выкопанный клаптик земли с бурьяном, и поместили туда.
С наступлением темноты выдвинулись в путь.
– Я тут новый рассказ обдумываю, мне нужна кое-какая информация, – обратился ко мне Толстяк.
– И чем я могу помочь?
– Ответом на вопрос: чего бы ты в жизни никогда не сделал?
– Не знаю даже. – Я задумался. – Не убил бы человека.
– Да ты посмотри, – воскликнул Толстяк. – Банальщина. Нужно что-то такое, за что тебе было бы стыдно перед родителями, например, перед друзьями, одноклассниками, да вообще перед всеми тварями живущими.
– Хочешь сказать, за убийство не будет стыдно?
– Ой, да не в том дело. Эти вон тоже сначала шестую заповедь вспомнили, а потом расшевелили мозги, исправились.
– Ну-у-у, так сразу и не скажешь. Наверное, не покончил бы с собой. Хотя, мне потом не будет стыдно, это уж точно.
– О, – выдохнул Толстяк. – Лучше и не придумаешь.
– А о чем рассказ? – спросил я.
– Скоро узнаешь.
Толстяк немного помолчал, заулыбался.
– Кстати, а у тебя как с девчонками? – Он застал меня врасплох, поэтому я, не задумываясь, соврал: – Да встречался с несколькими, так, ничего серьезного. А что?
– Да у Прилипалы вот гормоны играют, может, познакомишь его с кем-нибудь, выведешь, так сказать, на случку.
– Пошел ты, – отозвался Прилипала.
– Не обещаю. Просто обо мне, как перевелся в вашу школу, все и забыли сразу, будто умер, – ответил я.
– Бывает. – Толстяк испустил смешок. – А с теми, ну, с которыми встречался, у тебя было… это, ну… – Он заулыбался, начал подмигивать.
Прилипала затаил дыхание, прислушивался. А я раскраснелся, словно не с друзьями болтал, а с родителями, которым вздумалось вдруг поинтересоваться моим половым созреванием.
– Нет, – наконец выдавил я.
На пустыре разговоры закончились. Мы прислушивались к каждому шороху и осматривались по сторонам, словно вломились в усадьбу полоумного старика, который спит в обнимку с двустволкой. Мы передвигались под ветвями деревьев, пригнувшись чуть ли не к самой земле. В темноте можно было разглядеть только траву по колено под ногами и неясные образы. Кусты походили на человеческие фигуры, ветер делал их живыми. Дважды я был уверен, могу поклясться, что на самом деле видел человека, который тут же исчезал, словно спешил спрятаться от моих глаз. Мы прислушивались, но никаких шагов или шепота – шелест листьев и, приглушенная расстоянием, собачья брехня.
Около нашего тайника копался бездомный, и это не очередная проделка воображения – затяжной кашель рассеял всякие сомнения. Мы подобрались ближе, место точно было наше, ошибки никакой. И бездомный явно заинтересован кустами с нашим добром. Луна разогнала облака и наполнила призрачным светом полянку. Я отчетливо увидел небритого мужчину в темном ватнике, тут и там из дыр выглядывали куски ваты; легкий ветерок принес запах давно немытого тела.