Но Ваня и Нюра знают, почему: во-первых, он скромный, а во-вторых, в войну у него погибли жена и маленький сын, Славик.
Нюра любит наблюдать за Соломиным, когда он занимается с Ваней. Решает он, решает с Ваней задачки и неожиданно спросит:
— О чем сейчас думаешь?
Ваня растеряется и не знает, что ответить.
— Да так… обо всем…
Нюра прыснет со смеху, Ваня незаметно покажет ей кулак, а дядя Соломин скажет:
— А ну-ка, почтенный тезка, спускайся с небес и вникай в суть задачи.
Ваня нехотя «спускается с небес», где он только что летал на разных ракетопланах до самой луны, и начинаег заниматься скучнейшим делом на свете — решением задач.
Арифметика все-таки пошла на лад. Зимой, в день рождения Вани, Иван Павлович подарил ему книгу про Миклуху-Маклая и коробку конфет.
Ваня пять дней подряд читал подаренную книгу и за это время сумел получить три двойки. Мама сильно рассердилась и пошла к Соломину, которого считала виновником всего.
О чем они там говорили — неизвестно, но возвратилась Надежда Николаевна совсем не сердитая и с этих пор была особенно ласкова и даже нежна с ребятами. Теперь Надежда Николаевна знает: коль нет их дома, значит, у Соломина.
— А непоседы мои опять к родне отправились, — иногда говорит она соседям. — Ну, прямо хоть привязывай! И чем он их приворожил?
Соседи-просмешники шутят над ней:
— Соломин петушиное слово знает. Смотри, Надежда Николаевна, как бы он и тебя не приворожил!
Надежда Николаевна покраснеет и только отмахнется от шутников.
Если бы ребятам кто-нибудь сказал, что дядя Соломин не родной им человек, они бы, пожалуй, не поверили. И радостью, и детской бедой они привыкли делиться с ним.
Вот и сегодня после утренника в школе ребята спешат к дяде Соломину, потому что мама еще на работе и дома никого нет. Впрочем, спешит только Нюра: в табеле у нее за весь учебный год сплошь пятерки, а Ваня плетется позади. У него по арифметике получилась только тройка. Ну, что ты поделаешь — не везет человеку! И кто эту арифметику придумал? Уж Ваня ли не старался? Одно утешительно — учительница говорит, что эту тройку можно считать с плюсом. Но все равно мама будет недовольна, ругать начнет, а дядя Соломин, может, и ничего не скажет, но все-таки нехорошо получается, с тройкой-то…
Хозяйка, у которой снимал комнату Иван Павлович, встретила их со слезами:
— Нету, детки, Ивана Павловича, в больнице он, ногу ему повредило…
— К-как повредило? Где? — оторопели ребята.
— В поездке вчера. Пассажир какой-то, подвыпивший должно быть, упал между вагонами, поймался за скобу и орет. Павлыч-то и полез человека спасать. Выручил пассажира, а самому ногу и придавило. — Хозяйка высморкалась в передник. — Ходила я в больницу. По разговорам фершалов получается, что худы дела у Павлыча, отрежут ему ногу, — хозяйка черкнула ребром ладони повыше своего колена, — вот до сих пор и отпласнут…
Низко опустив головы, ребята ушли на берег и уселись под тополями, которые, радуясь наступившему лету, пустили в небо свежие зеленые стрелы. Ваня выводил пальцем на песке любимую цифру — пятерку, а Нюра сквозь слезы смотрела на заречный лес.
— Вань, а земляника поспела? — вдруг тихо спросила она.
— А я откуда знаю? Не до земляники сейчас.
— Ты не сердись. Я это вот к чему. Если поспела — поплывем за реку, наберем и дяде Соломину отнесем…
— Нюрка! — загорелся Ваня. — Ух, и голова у тебя!
* * * *
В проходной будке больницы дежурил низенький курносый дед, щеголявший, невзирая на жару, в подшитых валенках, в шапке и ватной фуфайке. Вид у него был строгий, как у начальника.
— На передачу опоздали, — заявил он тоном, не допускающим возражений, — а свиданки разрешаются по воскресеньям да по средам с двух до шести.