Современная пастораль
Любовь моя, в том мире давнем,
Где бездны, кущи, купола,-
Я птицей был, цветком и камнем.
И перлом - всем, чем ты была!
Теофиль Готье
И брела она по дикому полю, непаханому, нехоженому, косы не знавшему. В
сандалии еесыпались семена трав,колючки цеплялись за пальто старомодного
покроя, отделанного сереньким мехом на рукавах.
Оступаясь,соскальзывая,будтопоналеди,онаподняласьна
железнодорожнуюлинию,зачастилапошпалам,шагеебылсуетливый,
сбивающийся.
Насколькоохватывал взгляд - степь кругом немая,предзимновзявшаяся
рыжеватой шерсткой. Солончаки накрапом пятнали степную даль, добавляя немоты
в ее безгласное пространство, да у самого неба тенью проступал хребет Урала,
тоженемой, тоженедвижно усталый. Людейне было.Птицнеслышно. Скот
отогнали к предгорьям. Поезда проходили редко.
Ничто не тревожило пустынной тишины.
В глазах ее стояли слезы, и оттого все плыло перед нею, качалось, как в
море,игденачиналосьнебо,где кончалосьморе -онанеразличала.
Хвостатыми водорослямишевелились рельсы.Волнами накатывали шпалы. Дышать
ейстановилось все труднее, будтоподнималась онапобесконечнойшаткой
лестнице.
Укилометровогостолбаонавытерла глаза рукой. Полосатыйстолбик,
скорее вострый кол, порябил-порябил и утвердился перед нею. Она спустилась к
линиии насигнальном кургане,сделанном пожарнымииливдревнююпору
кочевниками, отыскала могилу.
Может, былакогда-тонапирамидкезвездочка,но,видно, отопрела.
Могилу затянуло травою-проволочником и полынью.Татарник взнималсярядом с
пирамидкой-колом, не решаясь подняться выше.Несмело цеплялся он заусенцами
за изветренный столбик, ребристое тело его было измучено и остисто.
Она опустилась на колени перед могилой.
- Как долго я тебя искала!
Ветершевелилполыньнамогиле,вытеребливалпухизшишечек
карлика-татарника. Сыпучие семена чернобыла и замершая сухая трава лежалив
бурыхщеляхстарческипотрескавшейсяземли.Пепельнымтленомотливала
предзимняястепь, угрюмо нависалнад нею древний хребет, глубоко вдавшийся
грудью вравнину, такглубоко, так грузно, что выдавилась изглубин земли
горькая соль, ибельма солончаков, отблескиваяхолодно, плоско,наполняли
мертвенным льдистым светом и горизонт, и небо, спаявшееся с ним.
Но этотам,дальшебыло всемертво, всеостыло, а здесь шевелилась
пугливаяжизнь,скорбношелестели немощныетравы,похрустывал костлявый
татарник, сыпалась сохлая земля, какая-то живность- полевка-мышка, что ли,
суетилась в трещинах земли меж сохлых травок, отыскивая прокорм.