И гулкое небо было приподнято над землей высоко-высоко, словно и нет его - только привычка к голубому цвету над головой.
Гришка на речку пошел.
На берегу, на пригорке, сидела незнакомая девочка Лиза в розовом платье. Показалось Гришке, будто она горюет. Гришка сел рядышком.
- Горюешь?
Девочка Лиза глаз от речки не отвела.
- Я, когда на речку смотрю, не люблю разговаривать, - сказала она. А ты когда разговаривать не любишь?
- Я разговаривать не люблю, когда в небо смотрю. Там самолеты, ответил Гришка таким голосом, от которого всякая грусть проходит.
Лизин нос приподнялся.
- Не в самолетах счастье...
Гришка вопрос себе задал: что такое счастье и было ли оно у него? Он перебрал в уме множество всяких прошедших радостей, восторгов, удовольствий и поделился с Лизой самыми, на его взгляд, замечательными. Девочка Лиза, которая еще не знала, в чем счастье, но уже понимала, в чем счастья нет, воскликнула: "Какие пустяки!" - и задрала нос еще выше. Гришка застеснялся и домой пошел.
Девочка Лиза ничего не сказала о Гришкиной худобе. Это Гришка отметил.
На крыльце воробей вертелся, примеряя красивые позы.
- Аполлон, - спросил Гришка, - в чем ваше счастье?
Аполлон Мухолов ответил:
- В полете!
И полетел. Быстро-быстро.
А когда вернулся и снова уселся на перила крыльца, повторил торжественно:
- Счастье в полете.
- Может быть, - согласился Гришка. - Полет - птичье дело.
- Увы, некоторые птицы тоже сути не понимают, просто перемещаются в воздухе в поисках корма. - Аполлон Мухолов вздохнул, перья на груди почистил, хвостом потряс и оглядел Гришку королевским взглядом. - Мне кажется, вы могли бы. У вас это есть.
- Что? - спросил Гришка.
- Желание славы. Нужно ярко представить себе, какой вы замечательный, необыкновенный ребенок, потянуться и устремиться...
Гришка тут же полез на кривую березу, которая росла неподалеку от дяди Фединого дома и на которую было нетрудно залезть.
- С березы нельзя! Вы с нее упадете без опыта. Только с земли!
Отыскав небольшой бугорок, Аполлон Мухолов позвал Гришку и скомандовал важно:
- Приготовились!
Гришка представил, какой он замечательный и ни с кем не сравнимый. Но поскольку замечательной была в нем только его худоба, по крайней мере, только об этом он знал, он еще больше утончился и вытянулся. Если бы теперь написать его имя в столбик заглавными буквами, то следовало бы прибавить в конце три восклицательных знака:
Г
Р
И
Г
О
Р
И
Й
!
!
!
- Пошел! - крикнул Аполлон Мухолов. - Больше гордости! Больше гордости! Тянитесь и устремляйтесь.
Гришка потянулся и устремился - и не заметил, что пальцы его босых ног перестали касаться земли.
Он летел низко. Шею сводило, глаза выпучились. Не вздохнуть.
- Свободнее! - поучал воробей. - Больше самоуверенности!
Гриша чуть не заплакал. От этого полета, кроме неловкости и непосильного напряжения, он ничего не почувствовал, наверное, потому, что никогда не думал о счастье, просто жил как живется.
Было стыдно. В висках стучало. В ушах звенело.
Сквозь эти болезненные ощущения услыхал Гришка испуганный Аполлонов голос:
- Спасайтесь!
Стал Гришка на землю и оказался перед мальчишкой - очень крепким и очень насупленным. В руках у мальчишки рогатка, в зубах - соломинка жеваная. Отдышавшись немного, Гришка сказал:
- Тяжело летать, неловко. И все-таки удивительно.
- Кто летает, кто на голове ходит, кто как выпячивается. Ничего удивительного. - Мальчишка прищурил глаза, похожие на отточенное железо, перекусил соломинку жеваную и выплюнул. - Я свое ненужное удивление променял на серьезное дело. Твоему дядя Феде. Я ему удивление - он мне удар без промаха. У каждого свое счастье.
- Бессовестная ложь! - закричал Аполлон Мухолов откуда-то со стороны.