Вы же знаете, какие они, каков дядюшка Джо. Слов он не слушает, никому ни в чем не идет навстречу. Ледяной ветер из бескрайних степей…
– До сих пор он не подводил нас, – пожал плечами Роуз. – И мы не можем…
– Скажите все до конца, Фосс, – попросил Сазерленд, взмахом руки отметая мировую политику, на которую никто из троих собравшихся в Мавританском павильоне повлиять не мог. – Скажите все, не упускайте свой шанс.
Фосс опустился на стул и согнулся, как будто от боли. Усилием воли заставил себя распрямиться, откинуться к спинке. Затянулся сигаретным дымом, допил спиртное. Иной мир возник перед его мысленным взором, тот мир, всего в полусотне километров отсюда, где и впрямь был шанс, была надежда – трепещущее тело, которое он сжимал в объятиях, и внутри, под клеткой ребер, бьющееся сердце, призрачное обещание, чуть ли не уверенность – на миг.
– Фосс! – окликнул его Роуз. – Вам нездоровится, что ли?
Фосс поднялся и слепо двинулся, сам не зная куда, в последней попытке уйти от всего, от себя самого, от иссохшей плоти, обвисшей кожи, бессильных костей и тугого комка нервов.
– Может, глоточек виски поможет? – озаботился Роуз и потянулся с флягой к стаканчику, все еще зажатому в руке Фосса. Холодом ошпарили пролившиеся на ладонь капли. Фосс слизнул капельку и поймал на складке кожи между большим и указательным пальцами вкус Анны. Впился зубами.
– Вы еще с нами, старина?
– Я еще увижу, – размеренно заговорил Фосс (о да, она бы гордилась им!), – увижу, как вы целуетесь со Сталиным, лижете его красный усатый рот.
– Послушайте‑ка, любезный!.. – прорычал Роуз, и Фосс обернулся к нему, посмотрел прямо в глаза противнику: эй, а где ж ваше хваленое британское чувство юмора, мистер Ричард Роуз?
Сазерленд поднял руку, призывая обоих утихомириться.
– Мы всего лишь лиссабонское отделение, Фосс. Что от нас зависит? Мы передаем все наверх, в Лондон. Большая политика нас не касается, стратегических решений мы не принимаем. Делаем что велят. В Лондоне высоко ценят вашу информацию…
– Мы помогаем вам выиграть войну, – напомнил Фосс. – Войну, которая практически уже закончена, которая полностью изменит Европу и в результате которой, если вы будете настаивать на романтическом союзе с Востоком, половина континента будет скошена серпом и добита молотом. Этого вы хотите?
– До чего поэтично! – пожал плечами Роуз.
– Решение зависит не от нас, – повторил Сазерленд. – Мы боремся за ваше дело. Честное слово, боремся, как за свое.
– И что в итоге? – Фосс развел руки. – Какая награда меня ждет? Вы все‑таки сбросите атомную бомбу на Дрезден. Сказать вам за это спасибо?
– У нас впереди долгая ночь, Фосс, – проговорил Роуз и, миновав Сазерленда, подошел к очагу.
– В отношении вас мы свои обязательства соблюдаем, – сказал Сазерленд. – Присматриваем.
– То есть как – присматриваете?
– Присматриваем за вами в Лиссабоне, – пояснил Роуз. – Знаете, как оно бывает, когда война проиграна. Ищут предателей. Охота на ведьм.
– Господи, помолчите же, Ричард! – возмутился Сазерленд.
Роуз удобно скрестил лодыжки и повел рукой с зажатой в ней сигаретой а‑ля Ноэль Кауард:
– Я же правду говорю.
– Не так уж скверно в Лиссабоне, – возразил Сазерленд.
– Покуда ограничиваешься брюнетками – мурена, – глядя на него в упор, уточнил Роуз.
Что‑то им уже стало известно, соображал Фосс, прислушиваясь к спору.