Она сделала еще один шаг и попала в узкий туннель света от фонаря.
– Что это вы затеяли? – Голос Уилшира плавился, переходя от вопроса к угрозе.
– Слишком жарко, не могу заснуть. Прогулялась по саду, – ответила Анна. – Вам тоже не спится?
Его пятки с хлопком опустились на шлепанцы: он готовился встать. Луч фонаря, словно физически плотная масса, сгущался, спрессовывался, по мере того как Анна приближалась к Уилширу. Невольно она подняла руку, защищая глаза.
– Я недостаточно устал, – проворчал он. – Лежал в постели и все думал, думал.
К облегчению Анны он выключил фонарь и спрятал его в карман, отбросил сигару.
– Похоже, вы замерзли, – отметил он.
– Нет, – возразила Анна, хотя кожа натянулась, как резиновая. – Не замерзла.
Он схватил ее за обе руки и поцеловал. Горечь табака. Отрыжка виски.
– Прошу прощения. – Ничего он не просил. – Устоять невозможно.
Анна с трудом отклеила ноги от мраморного пола.
– Я вас провожу, – заявил он галантно и, включив фонарь, повел ее через высокую стеклянную дверь внутрь дома.
Свет фонаря отражался то от одной стены, то от другой. Анна плелась за ним. Протестующе скрипели половицы, нарастал протест в ее груди. На прощание Уилшир послал ей воздушный поцелуй.
В дальнем конце галереи бесшумно закрылась дверь в комнату Мафалды.
Фосс вернулся в Лиссабон около четырех часов утра. Усталости он не чувствовал. Припарковался возле дома, проверил «почтовый ящик» в саду. Будучи добросовестным немцем, все свои «почтовые ящики» он проверял регулярно, однако этот почти всегда оставался пустым, и Фосс несколько удивился, обнаружив зашифрованное послание: в любой час дня и ночи, когда он найдет это сообщение, следует явиться по такому‑то адресу в Мадрагоа на встречу с полковником Войска польского. Аллеи Садов Эштрела вывели Фосса к узким улочкам квартала Мадрагоа.
Он добрался до улицы Гарсиа‑да‑Орта и вошел в здание, дверь которого всегда оставалась открытой. Поднялся по узкой лестнице на второй этаж, постучал в дверь – два раза, три и еще два. Приоткрылась щелочка, затем дверь распахнулась полностью. Фосс вошел в темную комнату, и полковник, не говоря ни слова, указал ему на открытое окно. Здесь, у окна, поляк проводил ночь за ночью в поисках хотя бы капельки прохлады. Тяжко в душном Лиссабоне коренному жителю прохладной Варшавы.
Хотя Фосс неотчетливо различал лицо человека, сидевшего возле окна, но это не мог быть никто другой, кроме его собеседника в отеле «Лютеция» в середине января.
– Выпьем? – предложил его безымянный наставник, протягивая бутылку.
– Что это? – осторожно поинтересовался Фосс.
– Не знаю, как полковник именует это зелье, но крепкая штука. – Он налил «крепкую штуку» в бокал для вина – аккуратно, не до краев. – Как подвигаются дела с англичанами?
– Плохо, – признался Фосс. – О чем бы мы их ни предупреждали, ничего не принимается на веру. Потом они убеждаются, что я говорил правду, благодарят, перечисляют очередные свои потери, и заканчивается все угрозами.
– Какими угрозами?
– В середине августа они сбросят атомную бомбу на Дрезден, если до тех пор Германия не сдастся. Полная и безоговорочная капитуляция.
– Похоже на блеф.
– Их очень беспокоит наше атомное оружие. Сколько ни тверди, что его у нас нет. Американцы тревожатся пуще англичан.
– Чего еще они требуют?
– Ничего особенного. – Фосс горько усмехнулся. – Прикончить всех наших ведущих физиков: Гейзенберга, Хана, Вайцзеккера.