– Осторожно!
Максим порывается подхватить его и поднять, но протянутые руки хватают и дёргают на себя!
– Тут мягко!
И правда, веточки оказываются тонкими и податливыми, так что даже когда одна из них тыкается прямо в щёку, то лишь пружинит, словно резиновая. И всё же испуг успевает кольнуть затылок. Упав на Джефа, Максим не сразу соображает, что почти раздавил его своим весом, наверняка потревожив ещё воспалённые ожоги. Но даже сообразив и упёршись в землю и листву, чтобы подняться – вдруг оказывается оплетённым ногами и руками осмелевшего беглеца.
– Ты меня больше не хочешь?
Слова застревают в глотке от этого тихого вопроса с притаившимися нотками горечи.
– Нет, что ты…
Опускаясь снова на землю, Максим подсовывает руку под голову Джефа и переворачивается на спину. Теперь эта зверушка оказывается сверху, и так ему намного спокойней.
– Тогда возьми меня.
Не просьба, а приказ. От робкого и трусливого зайчишки. Его эхо ещё продолжает звучать в опустевшей голове, а Максим уже чувствует, как рубашку выдёргивают из брюк, и слышит треск отлетающих пуговиц.
– Эй, малыш, полегче… Твои ожоги ещё…
– Они уже зажили. Не знаю, когда исчезнут и исчезнут ли до конца вообще… но мне уже совершенно не больно.
Оседлавший его Джеф подставляет лицо лунному свету, замерев и уставившись куда-то наверх, но прежде чем Максим успевает подобрать хоть какой-то ответ, вдруг решительно хватается за свою футболку, задирая и явно пытаясь стянуть через голову вместе с пиджаком.
И конечно же застревает.
– Хочу быть безумным сегодня.
Эта пафосная фраза явно не подходит, чтобы её произносили в подобном положении, к тому же в голосе Джефа ясно звучит обида – и всё же Максим, словно зачарованный, не может отвести от него взгляд. Точнее, от тёмных, почти серых в лунном свете пятен на его животе. И лишь дотронувшись до одного из них кончиками пальцев, вздрагивает.
«Какого чёрта… Если бы я только организовал всё лучше… прости, Джеф, прости, это всё моя вина…»
– Макс?
Джеф всё ещё сидит на нём неподвижно, с запутанными в одежде руками и со скрытой под ней головой. Лишь его живот неровно подрагивает в такт сбивчивому, то и дело замирающему дыханию.
Чувствуя болезненную резь где-то глубоко внутри себя, Максим всё же прижимает к этому животу ладонь. А потом резко садится, подставив Джефу под спину руку и не дав завалиться назад, а лишь отклониться… и касается губами маленького соска.
Над головой раздаётся судорожный всхлип, словно эта легкая ласка причинила Джефу боль.
Максим тут же отстраняется.
И замечает сжатый кулак, вылезший из безжалостно смятого рукава. Пальцы тонкие, почти женские, но кое-где с обкусанными ногтями, кажутся почти хрустальными. И Максим целует их, теснее обхватывая замершее тонкое тело, обманчиво хрупкое, но с отчетливо напряжёнными мышцами под тонкой кожей.
Это тело хочется сжимать бесконечно. Словно только так его можно по-настоящему сделать своим.
Максиму до сих пор кажется, что всё это сон… и что стоит ему проснуться, и Джеф растает, как свет утренней звезды по утру. И оставит его одного в этом глупом, бессмысленном, скучном мире.
– Чувствуешь?
Он позволяет Джефу ощутить твёрдость своего члена – и тот безмолвно кивает, правда, заметить это удаётся лишь по дрогнувшему кому одежды.
Забравшись под неё, ведя ладонями по гладким рукам, Максим замирает лишь на миг, когда под пальцы попадает неровный участок кожи, но всё-таки помогает Джефу избавиться от пут.
– Отвратительно?
Встав на ноги, Джеф предстаёт перед ним, полностью залитый лунным светом.
– Нет, – честно отвечает Максим.
– Хорошо.
Снова кивнув, Джеф принимается расстёгивать ширинку, и Максим вторит ему. Под спиной смятые ветки и холодная земля, но сейчас ему не до мелких неудобств – кровь прилила к низу живота, член разбух, грозя лопнуть, и все посторонние мысли стремительно уплывают, оставляя лишь одно единственное желание: как можно быстрее и глубже погрузиться в горячее нутро стоящего перед ним парня с чистым взглядом и исстрадавшимся телом. Его пытались сломать, пытались подчинить… Сложно представить, как эти тонкие кости вообще выдержали всё случившееся – но даже думая об этом, Максим чувствует боль, досаду и злость, которые, как и шрамы Джефа, вряд ли когда-нибудь исчезнут до конца.
Наконец плоть касается плоти. И прохладный воздух становится горячей. Жар идёт из самых глубин их соединившихся тел. Нутро Джефа содрогается, но снова и снова принимает его в себя, тесно сжимая и уже словно бы отказываясь выпускать. Любуясь на закушенные губы, на блуждающий по своему телу взгляд, Максим не долго выдерживает эту пассивную сладкую муки – но так как он не собирается заваливать Джефа на грязную землю, остаётся лишь подхватить его и умудриться встать, заодно подсунув мятый пиджак между спиной Джефа и стволом дерева, и продолжить вколачиваться в жёсткий зад снизу вверх, чувствуя пробегающие по коже мурашки размером с оленей, уже не слыша ничего, кроме поскуливания маленького зайчика, нанизанного на его шампур, и не видя ничего, кроме широко распахнутых, но будто подёрнутых дымкой светлых глаз.
Но вот они мигают. Взгляд становится осознанным и даже испуганным, бросается за спину Максима, а в плечи сильнее вонзаются заледеневшие пальцы.
– Нас же… так… увидят!
Вместо ответа Максим приникает к его плечу, прикусывая серебряную кожу и чувствуя неповторимый запах, проникающий в нервы и лишающий последней сдержанности. И заставляющий ускоряться, и всё неистовее покусывать и зацеловывать эти плечи, эту шею, эти губы… Языки сплетаются. Легкий, несмелый ответный укус – позвоночник пронзает разряд, словно от удара электрического кнута, и Максим совсем не успевает замедлиться, остановиться, подумать о чём-то противном – его член взрывается внутри Джефа, и тот плотнее обхватывает его ногами и руками, будто тоже пытаясь в этот самый момент слиться в единое, неразрывное целое…
И едва последние отголоски оргазма тускнеют, оставив в мышцах туман слабости, как Максим возобновляет движение. Его член, уже собравшийся расслабиться и отдохнуть, самоотверженно пытается сохранить твёрдость… но выпитый алкоголь даёт о себе знать с неумолимостью неподкупного судьи.
– Прости…
Наконец Максим сдаётся и позволяет члену выскользнуть из растянутого отверстия. А потом, пошатнувшись, умудряется аккуратно опуститься на землю и не уронить при этом свою драгоценную и вряд ли удовлетворённую до конца ношу.
Но что-то во взгляде этой ноши настораживает.
– Не прощу, – сдавленно выдыхает Джеф, упираясь в его грудь и неожиданно придвигаясь выше, так что маленькая блестящая головка вдруг оказывается прямо у подбородка Максима.
– Лучше с другой стороны, – хмыкает тот и облизывает губы.
– В смысле? – хмурится Джеф.
– Обойди меня и встань на колени.
Мгновение поколебавшись, необычайно серьёзный и сосредоточенный, Джеф опускается у макушки. Поймав его руки, Максим притягивает парня к себе, заставляя упереться в живот – и вот уже напряжённый член утыкается в губы.
– Пониже, – просит он хрипло, запрокидывая голову.
И Джеф послушно опускает бёдра. Максим же, лизнув маленькую головку, пропускает её глубоко в горло, чувствуя упругость прижавшейся к носу мошонки. Никогда и ни у кого он не брал в рот, даже когда позволял Григорию быть сверху. Да и что это вообще? Чужой хрен во рту? Как гадко и отвратительно! Но полгода назад впервые дотронувшись до не такого уж и скромного, но словно игрушечного хозяйства Джефа, Максим почему-то почувствовал непреодолимое желание доставить ему как можно больше удовольствия и не только рукой. С тех пор он уже бессчётное количество раз вылизывает его тело во всех возможных и не возможных местах и отчего-то всё ещё не насытился им.
Вдруг лёгкое прикосновение в области ширинки заставляет Максима замереть. Но Джеф уже сам нетерпеливо приподнимает и опускает бёдра, осторожно толкаясь в его горло, проходясь членом по гладкому языку и ребристому нёбу, и при этом сжимает в ладонях его опавший член.