Алекс осторожно выдыхает.
А задумчиво наблюдающий за ним Павел Голова тем временем вдруг поднимает кочергу и подходит ближе.
– Кажется, твоё личико несколько округлилось и даже стало слегка симпатичным… Как насчёт того, чтобы придать ему мужского шарма?
Конец кочерги уже остыл и потемнел, но когда он приближается к щеке, Алекс чувствует идущий от металла жар.
– Так это месть?
Мгновенно пересохшие губы движутся еле-еле.
– Месть? Ха-ха!
Павел оглядывается по сторонам, будто приглашая всех присутствующих тоже посмеяться, но присутствующих оказывается мало – видимо, чернофутболочные всё-таки последовали приказу «не мозолить глаза» и рядом осталось только двое. Но зато эти двое обнаруживаются так близко, что Павел снова скорчивает гримасу крайнего отвращения и взмахивает кочергой, будто отгоняя навозных мух, и возвращается к мангалу – от которого уже пахнет не жареным, а горелым мясом, да и дым поднимается скорее чёрный, чем серый.
Угли трещат.
А Алекс позорно потеет. Он и рад бы принять свою участь мужественно и спокойно, но пока даже не может представить, какой она будет.
Вот зачем этот мудак опять суёт в мангал кочергу?
– Вот блятство, столько шашлыка из-за тебя коту под хвост!
Похоже, кое-кто начинает психовать. Теперь Павел Голова не столько мешает угли, сколько яростно их расшвыривает и давит.
И всё-таки, как же одиноко он сейчас выглядит без свой кодлы… Пусть подхалимы и тоже редкостные мрази, но раньше его окружали типа друзья – а теперь? Лишь охрана? Кстати, зачем их столько? Папа решил, что его сыночек объявил войну маленькой стране?
Или работа этих ребят в том, что не дать дурному чаду совершить ещё какую-нибудь глупость, бросающую тень на отца?
Почему-то сразу вспоминается Максим. Неужели у всех олигархов одинаковые проблемы с сыновьями?..
«Так, не расслабляться!»
Тряхнув отросшей чёлкой, Алекс задирает голову – вершины сосен так высоко… не слышно ничего, кроме ругани и шарканья кочерги в мангале. Неужели поблизости нет никакого жилья? Ни дач, ни дорог? И даже если Алекса будут убивать – его криков некому будет услышать?
Так вот почему охрана согласилась на похищение… Они просто уверены, что чтобы не случилось в настолько глухом лесу – никто ничего никогда не узнает.
«Но меня ведь спасут? Ведь должны же…»
– Блять, блять, блять! – продолжает доносится от мангала. И вдруг Павел Голова резко разворачивается, отправляя кочергой россыпь углей в направлении Алекса. – Тебя что ли на шашлыки пустить? Или лучше подвесить, как рождественского гуся, в сетке и откормить для начала?
Угли не долетают, но сердце всё-равно на миг замирает.
«Он спятил?!»
– Чё зыришь? Отвечай! Хочешь подохнуть сегодня или пожить месяцок в заперти?!
Пылая красно-оранжевым, кочерга приближается вместе со злобно оскалившимся человеком. Алекс невольно вжимается в ствол спиной, хотя куда уж плотнее, ведь привязали его от души. Косится на рыжего охранника, но тот, совершенно безучастный, смотрит куда-то перед собой.
– Чё, от страха язык проглотил?!
От носа до раскалённого кончика – уже меньше десяти сантиметров. Кочерга подрагивает в нетвёрдой руке. Алекс отворачивается, но пылающий жаром металл опять приближается – на этот раз к шее. Вонь горелых волос забивается в ноздри. Зажмурившись, Алекс сжимает зубы, умоляя себя держаться и даже не думать о том, чтобы начать унижаться и молить о пощаде – потому что знает: теша самолюбие спятившего ублюдка, он лишь подольёт масла в огонь…
Но может, именно это и нужно сделать?
Впрочем, кажется, его молчание и так прилично злит Павла.
А горячий след тем временем спускается от шеи… и вдруг вспышка боли прожигает плечо.
– Тс-с-с… Что я тебе сделал?!!
Да, он не выдерживает. Слишком больно. Павел тут же отдёргивает кочергу, но белый жилет, занявшись, продолжает тлеть, а дыра вокруг ожога расходиться. Алекс пытается выгнуться, чтобы ткань убралась подальше от кожи, и одновременно сильно прикусывает губу:
«Я должен выдержать! Это не смертельно! Помощь обязательно придёт, если всё станет хуже… ведь так?»
И снова взгляд натыкается на равнодушный рыжий затылок. Этот парень сюда даже не смотрит!
– А помнишь, я просил по-хорошему? «Напиши отказную», «забери заявление» – но не-е-ет, ты предпочел сражаться за свою пидорскую честь до конца! Так скажи, что мне теперь с тобой сделать, чтобы хоть немного успокоиться после расставания со своими братюнями?!
– Но ты… вы ведь первые начали…
– Ой! Ну подумаешь – поигрались немного! Да тебе самому же в кайф было, признай!
Нет, Алексу нечего признавать. Во-первых, он просто не помнит большую часть издевательств, а во-вторых, сейчас ему банально не хватает дыхания для разговора – чтобы уменьшить боль, Алекс пытается дышать через рот, и это действительно притупляет чувствительность, но не намного… и стоит замедлиться хоть на миг, как жгучее ощущение от горящей ткани проникает глубже в кровь и плоть.
– Эй, ты слыхал когда-нибудь про маркиза де Сада? – во всё ещё раздражённом голосе появляются меланхоличные, почти мечтательные нотки. – В его книгах знать часто развлекалась с плебеями вроде тебя, мелкий утырок… И знаешь как? Они не просто насиловали девок и парней во все дыры, но ещё и поделывали новые, где им было угодно… а ещё их излюбленным развлечением было поджигать гениталии своих жертв. Например, девкам разводили ноги и ставили под пиздой горящую свечу, и наблюдали, как те извиваются, медленно подгорая в самых нежных местах… с парнями, знаешь, тоже поступали похоже, могли посадить на раскалённый железный фаллос, залить в уретру масло с толчённым стеклом или сварить яички вкрутую, не отделяя от тела… И никогда, ни в одной книге жертве не удавалось спастись, знать же продолжала свои развлечения. Мне кажется, это очень правильные книги, не то что те, где всегда торжествует дурацкий закон – никчёмные сказки! Так о чём я? Ах да… может, выберешь сам, что с тобой сделать? А то я что-то прямо теряюсь – хочется так много всего и сразу…
Впору сказать Павлу спасибо: пока тот читал свою лекцию, Алекс отвлёкся от жара… ну или, скорее, смог немного к нему привыкнуть. Да, приятного всё ещё мало, но когда в плечо ткнули кочергой – было больнее в сто раз.
– Ну же? Я тебя не слы-ы-ышу-у…
– Ничего…
– А?!
– Не делай ничего…
– Не~, так нельзя. Ты просто обязан получить своё наказание… но вот какое? Эх, знал бы, сначала потренировался на кошках – чёрт тебя разберёт, сколько ты выдержишь и не окочуришься? А мне бы хотелось поразвлечься дольше, чем пять минут…
Внезапно новая вспышка боли приходит от ноги. Подавившись воздухом, Алекс косится на своё бедро, на воткнутую в неё кочергу и на плавящуюся вокруг ткань. То ли металл слишком остыл, то ли эта джинса только и может, что плавиться, а не гореть – но замершее сердце совсем не торопится забиться вновь. Алекс хватает ртом воздух, а Павел мстительно тыкает в него своим импровизированным копьём снова и снова, оставляя чёрные дыры и набухающую красным плоть прямо под ними.
А летнее солнце продолжает светить, как ни в чём не бывало. С ветки на ветку перелетает крупная птица. Столб дыма от мангала редеет, всё больше превращаясь в редкий дымок.
Алекс не знает, сколько проходит времени, но кажется, небо начинает темнеть, когда на нём не остаётся ни одного клочка одежды. То, что Павлу не удалось сжечь, он просто содрал. Кожа горит, где-то сильнее, где-то слабее, но особенно больно плечу и истыканному бедру.
По всему телу ползают муравьи. Похоже, Алекс умудрился потерять сознание в середине процесса, и именно они привели его в чувство.
А садист куда-то ушёл.
Ветер холодит обожжённую кожу. Лица охранников по-прежнему индифферентны. Никто из них не пришёл ему на помощь… засланный казачок, что, не собирается шевелиться, пока Алекса не убьют?
Или может, что-то случилось? Пошло не так? И нет никакого засланного казачка?