Но ни Марата, ни Вали не было дома, и они не объявлялись, а ответ ему был прежним: "Они очень рано утром ушли на рыбалку и ещё не возвращались".
Одинокое путешествие в лес теперь уже казалось неизбежным – у Паши тряслись ноги, но, однажды приняв решение, не глядя на своё теперешнее состояние, он не собирался отступать, проявляя мягкотелость, поддаваясь мнительности.
Паша двинулся к их тайному месту в глухой чащобе.
Но прежде он завернул на пруд, – как знать, может, всё-таки Марат и Валя за чем-то отлучались, на что-то отвлекались, и теперь преспокойно сидят на берегу и следят за поплавками, которые дёргают малосильные мальки, объедая наживку.
Мальчиков не было.
"Спросить или не спросить?" – колебался Паша, стоя у воды и глядя на сонных рыбаков: на Косача и деда Ануфрия. Он трусил обратиться к ним за помощью. А идти в одиночку в лес, он трусил ещё больше. Тем более что ребят там может не оказаться, и тогда… тогда он окажется там один! В глухой чащобе, где почему-то очень, очень тихо… и может получиться так, что, действительно, это – то место, о котором в народе ходит недобрая молва, вокруг которого много тайн, – пускай некоторые из них заманчивые и притягательные, но всё же… и возвращаться тогда Паше придётся тоже одному!
Такое напугает кого угодно, не только двенадцатилетнего паренька.
Паша оторвал ноги от земли – сдвинулся с места, направляясь к деду Ануфрию, который казался ему менее опасным и более радушным в разговоре с ребятнёй, чем Косач.
Паша неслышно подошёл и встал позади Ануфрия.
Он стоял и молчал.
Хотя и дремал дед Ануфрий, но, благодаря не одному десятку лет рыбацкой практики, нет-нет да приподнимал он дряблое веко, чтобы через открывшуюся маленькую щелочку поглядеть на красный поплавок, – подошедшего Павла дед приметил сразу же.
Паша стоял истуканом, мучаясь новой дилеммой: уйти или постоять ещё?
Дед пытался дремать, но малец, вставший за его согбенной спиной, не позволял его мыслям течь вольно – уноситься в уже достигнутые, по старости лет, соблазнительные пустоты сознания. Он терпел, наблюдая за тем, как с каждой истаявшей минутой всё дальше отступает дрёма.
– Чего тебе? – не поворачивая головы, прошамкал Ануфрий. – Чего встал? Чего тень бросаешь? Рыбу пугаешь. И без того клёва нет! Ступай уже!
– Д-дедушка, а Вы не видели здесь двух мальчиков часов в шесть утра? Или, может быть, они сейчас, недавно здесь были?
– Не видел я! – огрызнулся дед от скопленной досады. – А тебе кого надо? – опомнившись, добавил он мягко.
– Марата и Валентина. Ласкутова и…
– Аааа… этих…
Паша – в миг! – обрадовался.
– Н… нет. Не видел! – обрубил дед и сразу же потерял интерес к мальчику.
Взгляд у Паши потух, и он побрёл прочь от деда Ануфрия.
Дед посмотрел на его неуверенный шаг и хмыкнул, после чего выудил из воды крючок, выругался на дохлого червяка, разбухшего и расползшегося от долгого пребывания в воде, заменил его новым, закинул всё это дело на прежнее место и, последив за утихающей гладью воды, за водомерками, зачем-то куда-то спешащими, урывками перебегающими, уставился на красный маячок поплавка… и прикрыл глаза, блеклые от древности.
"Ну и пусть, пусть, – бормотал Паша, идя с низко опущенной головой. – Я иду… всё решено – я иду… Я уже иду. Вот он, лес. Сотня шагов, и ты – в нём. Поздно переменять планы и возвращаться. Иду! Дальше…"
"А мама не станет ругать? Она сказала, к обеду быть. Это значит, часам к двум дня. Ну, ладно… ничего. Часам к четырём приду – это не страшно, пустяки… а может, к пяти".
"Иду!!!"
Павел выпрямил спину, расправил плечи, вытащил руки из карманов и широким шагом уверенно вошёл в лес.
25
Пока Паша не увидел неприступной стены из зарослей, преградивших путь к заветному месту, его ожидания ни разу не подтвердились: ему нисколько не было страшно в лесу, по-летнему радостном, тёплом, играющем светом, наполненном однообразным звенящим шумом. Ноги сами несли Пашу вперёд – душа у него ликовала, а сердце размеренно стучало, очищая голову от ненужного волнения потоком непринуждённо гонимой крови, обильно насыщенной кислородом и обогащённой смоляным духом леса.
Как же свободно дышалось, как же легко шлось Паше! Как же спокойно ему гляделось вокруг! С каким же восторгом он приветствовал травы, оплетающие его ноги, и ветви, хлестающие его по оголённым рукам и по лицо!..
Немного последив за ястребом, всё так же, как и два дня назад, парящим в небе, Паша опустился на четвереньки перед естественной преградой и полез во вполне удобный лаз, случайно найденный ими, тремя товарищами, в первый день знакомства с этим странным местом. И там, в сумраке, среди ветвей, стеблей, колючек и корней ему стало нехорошо. Он почувствовал наваливающийся на него страх.
Паша заторопился, стараясь как можно быстрее выбраться из тёмного извилистого коридора, – пока никто, вдруг возникнув позади, до него не добрался.
С шумно бьющимся сердцем, тяжело переводя дыхание, мальчик с облегчением выбрался на свет, сразу же ощутив тишину и дикость этого изолированного от остального мира места.
И уловил запах костра.
"Что это? – удивился Паша. – Кто здесь? Неужели здесь может быть кто-то чужой?"
"Или это Марат и Валя?"
Он осмотрелся и осторожно пошёл к убежищу.
Запах дыма вроде как усилился.
А может, ему только так показалось?
Паша прошёл ещё немного и врос в землю.
Их тайное место, их убежище было не узнать!
Удивительные метаморфозы произошли с ним за столь короткое время: вьюнок, весь в бело-розовых цветках, и повилика, густо переплетясь с древесной лианой, лишённой каких-либо видимых признаков листьев, накрепко связали орешник и, перекинувшись на ветви берёз, соединились, накрыв плотным сводом пространство между девятью берёзами.
"Как могли растения так быстро вырасти и вытянуться? – недоумевал Паша. – И как всё уместно, хорошо – правильно! – Паша был в восторге, но, от таких неожиданных, чудесным образом случившихся перемен, он чувствовал оторопь. – Ведь такое не могли сотворить ребята, правда же?"
Он прислушался.
Ничего.
Абсолютная тишина.
Природа по-прежнему таилась в молчании, и ни один человек не смел его нарушить.
– Удивительно, как тихо… – прошептал Паша.
Он видел в метре перед собой узкий проход внутрь убежища.
Паша стал осторожно в него протискиваться.
Сквозь заросли мелькнула красная футболка.
"Марат! Это Марат!" – обрадовался Паша.
Он осмелел и заторопился, пробираясь через естественный коридор, созданный растениями-вьюнами, плотно связавшими орешник.
В центре сухой и плотно утрамбованной земляной площадки горел без дыма и треска небольшой костёр. Марат и Валя сидели, обхватив руками колени, и бессмысленно смотрели на почему-то розовые языки пламени.
– Привет, – сказал Паша.
Марат и Валя не шелохнулись.
Тогда Паша повторил приветствие громче:
– При-ивет!
Результат был прежним.
– Что же, они не слышат меня? И не видят?
Паша приблизился к товарищам и встал перед ними.
Но они его не замечали.
– Ребята, вы чего? Обиделись, что ли? Или у вас какой-то сговор? Чего молчите?
Ответа не было.
– Как же это вы умудрились всё здесь так славно обсадить, так быстро всё вырастить? – спросил Паша.
Молчание.
– На земле сидеть не холодно? Не заболеете?
Молчание.
Паша помялся… огляделся, увидел нежную берёзовую веточку, неуместно торчащую из крыши, естественным образом устроенной травами-вьюнами. Он потянулся и отломил её, чтобы была симметрия и аккуратность.
Мальчики вздрогнули.
Мальчики уставились на Пашу широко распахнутыми глазами.
– Ч-чего? – испуганным голосом спросил Паша. – Не надо было ломать?