Молчание. В ответ – только бездонные, но мутные глаза.
Паша застыдился своего поступка, и ему почудилось, что эта маленькая веточка прямо-таки обжигает ему ладонь, обличая его. Он, не долго думая, бросил её в костёр.
Марат и Валя проследили за её полётом и стали смотреть на то, как она лежит в розовом пламене, а её листочки не коробятся от жара, не жухнут – им было как бы начхать на законы физики, химии да биологии то ж. Веточка продолжала жить в самом сердце костра.
Паша внимательно разглядывал товарищей и никак не мог разобрать, что же с ними случилось, что с ними творится… или они всё-таки шутят над ним, разыгрывают его, пугают?
– Ребята? Это шутка?
Последовало продолжительное молчание. А затем Паша услышал одно единственное слово, произнесённое Маратом и Валей одновременно:
– Садись.
Голос у них был бесстрастным, глухим.
Паша не противоречил. Он сел и обхватил руками колени, подражая товарищам. Ещё раз, пугливо лупая глазёнками, он посмотрел на их лица, лишённые каких-либо эмоций, и обратил всю полноту своего внимания на пламя скромного костра, сложенного всего лишь из трёх коротких чурок.
Паша не заметил, как позабылся.
Часть вторая
Когда выходишь на опушку,
щурятся глаза и кружится голова.
Ты тихонько мне напой
Сказку необычную.
Под капель струной звени,
А будет надо, закричи,
Только не молчи.
1 (26)
Август 1999 года перевалился за свою середину.
На небе частыми гостьями были тяжёлые серо-синие тучи. Они собирались неожиданно и нет-нет да разряжались скоротечными грозами. После дождя поднималась дымка, накрывая землю словно ватным одеялом – плотный, насыщенный влагой воздух был тягостно душен.
Вода в реках и водоёмах давно зацвела, отчего стала мутно-жёлтой и обрела неприятный запах. Кое-кто говорил своим детям, что такое случилось оттого, что некий Лось сходил по малой нужде в воду, отчего тем более нежелательно в неё залазить. Разубедить детей, даже прибегая к такому несимпатичному аргументу, было непростой задачей, так как всё ещё стояли очень тёплые дни – и порой неумолимо тянуло к этой, ставшей вонючей, тягучей воде.
Жизнь в деревне шла своим чередом.
Приехавших отдохнуть, а заодно навестить престарелых родителей, по-прежнему было в достатке – до 1 сентября оставалось немало беззаботных летних деньков.
Только наших мальчиков редко кто видел, а кто видел – удивлялся произошедшим в них переменам, не узнавая их. Особое беспокойство наблюдалось в их семьях, которые за последнее время шибко сблизились, по причине нависшей над ними общей беды: мальчики день ото дня доставляли всё больше хлопот, отбиваясь от рук… Но в одно превосходное утро, когда по листьям шелестел дождь, а над дурно пахнущей Дулькой грохотал гром, стегая её электрическими разрядами, бабушка Марата – Авдотья Лукинична Лукашина, и Раиса Ильинична Дубилина с мужем – родители Павлика, и бабка Раиса с дедом Михеем, представители разрозненного многочисленного семейства Ласкутовых – отрока Валентина, вдруг, ненароком, по какому-то единому, не оговорённому и незапланированному согласию обнаружили в себе спокойствие и умиротворение, осознав, что с мальчиками всё в полном, в совершенном порядке – не стоит ни о чём беспокоиться, ничем возмущаться, да и вообще… – жизнь прекрасна и удивительна!.. так радостно и умиротворённо делается на сердце от тех же дождевых капель в свежем утре, омывающих пахучие яблоки крепкой антоновки, нежного белого налива, алой анисовки, скопища слив и груш, терпко пухнущие помидорные кусты и сладко – тугие кочаны капусты, от капель, зависающих на шершавых ягодах крыжовника, сбегающих струями по стручкам фасоли и звонко стукающих по бокам кабачков и патиссонов, раскачивающих фиолетовые, красные, жёлтые, бордовые, розовые, белые, оранжевые цветы в палисадниках… от презабавно смешавшихся – растёкшихся, расползшихся по слоям воздушных потоков – запахов, насытивших наиприятнейшим благоуханием и очаровательнейшим ароматом многоликий, необыкновенный, удивительный мир!
Ванютка, подставив пухленькие белые ручонки под дождик, залился радостным смехом. Он подвизгивал и льнул к груди матери, которая держала его на руках, и умилялась, приговаривая:
– Дитя моё! Чудо моё! Прелесть моя! Радость моя!
Авдотья Лукинична сидела тут же и штопала чулки. На морщинистом лице её блуждала снисходительная и удовлетворённая вершащимся фактом улыбка.
Через дорогу и один дом, почти напротив Лукашиных и Сударышкиных, точно так же стояли на порожке своего дома и смотрели в плачущий чистыми слезами большой мир сердитая бабка Раиса и суровый дед Михей – Овчарины. Баламутного внука Валентина Ласкутова с ними не было. Но им было спокойно.
По правде сказать, они даже не знали, ночевал ли Валя дома, и где он теперь, – вероятно, он, вернувшись непозволительно поздно, благополучно спит в своей "конуре"… Они привыкли, что он, не заходя в дом, может завалиться спать в беседку, стоящую на отшибе, в глубине огорода. Так они полагали и минувшим поздним вечером. Лишь в первом часу ночи, поднятые с постелей Авдотьей Лукиничной и Раисой Ильиничной, искавшими своих отпрысков, наведались они в ту беседку. Не найдя в ней Вали, во всю оставшуюся ночь они уже более в неё не ходили, а крепко спали. Они пробудились поутру от близких раскатов грома, когда начинался седьмой час. Уже седьмой час! А куры всё ещё не кормлены! Покуда они готовили привычную для птицы мешанку, и после раскладывали кушанье по кормушкам, а потом выпускали птицу на улицу… ими овладела отрешённость, отчего они окончательно позабыли думать о своём внуке.
Мать Павла, проведя очередную нервную ночь, вся издёрганная, утомлённая, с синевой вокруг воспалённых глаз, тоже уже час, как обрела спокойствие, и даже запамятовала о своих недавних переживаниях и ими пробужденных страданиях. Она только что проводила на работу мужа, не меньше её издёрганного, снова не выспавшегося, и теперь сидела она и отчуждённо всматривалась в умывающуюся дождём природу, при очередном ударе грома вздрагивая – и не замечая того… Она позабыла о начатой резке яблок, перебираемых для консервирования, которые были набраны из скромного, но достаточного для их нужд, собственного сада.
Прошла ночь, а мальчики – Марат, Валя и Паша – так и не возвратились домой. И это было не в первый раз. Никакие угрозы, увещевания и запреты не отваживали их от ночных отлучек, остающихся непонятными, необъяснимыми для близких. Потому-то ночь для большинства родственников-домочадцев мальчиков и была наполнена томительным ожиданием и мучительными, а порой страшными предположениями о возможном разрешении данной ситуации.
Но… вот уже минул целый час, как подобные мысли и настроения никого больше не волновали – всё пришло к гармонии. Родители уже не задумывались о судьбе своих детей, потому что их окутала благолепная восторженность личным сиюминутным сосуществованием с миром, отчего на них снизошло чудное успокоение. Они откуда-то знали, были убеждены, что всё – замечательно, всё так, как положено, так, как нужно и должно… они восхищались облаками, скромным светом пасмурного утра, дождём, раскатами грома и шёпотом трав и листвы, заворожённо следили за мечущейся мошкой и запоздалым светляком-мотыльком… они впитывали окружающий мир… они удивлялись… им было до того сладко да так чудесно, что никто из них не припомнил бы, чтобы хотя бы чуточку, хотя бы капельку так было с ними когда-либо прежде… даже в их далёком, давнишнем детстве…
2 (27)
Из леса в Верхние Устюги вошли Валя, Марат и Паша.
3 (28)
В начале девятого дождь прекратился. Тучи стали быстро рассеиваться, и – проглянуло Солнце, заблестев, заиграв на умытой Земле, обогревая всякую божью тварь, всякий кустик, деревце, листочек и травинку ласковыми, приветливыми, протянувшимися с самого неба, длинными лучами. Над речушкой Дулькой раскинулась и заиграла семью цветами радуга. Воздух стремительно густел, наполняясь паром. Весело запели пичуги. С новой силой, стройно, в ряд, загорланили по дворам петухи. По лужам и струящимся ручьям зашуршали колёса велосипедов первых непосед-сорванцов. Деловито виляя хвостами, куда-то поспешила свора собак. Кошки, вынужденно припозднившиеся, пережидая дождь, высоко задрав и распушив хвосты, брезгливыми, презрительно-вялыми прыжками добирались до домов своих хозяев по неприятной, противной мокрой траве – за миской еды, скромной порцией ласки и к сухим мягким диванам и кроватям с их подушками, матрасами и одеялами.