Олег зло- вот теперь пришла злость- полоснул лезвием черноту перед собой. Ну идите же сюда, суки!
Он приплясывал на месте, совершал резкие движения, отшвыривал ногами воздух, в то время как невидимые твари делались в его голове всё страшнее и опаснее.
Но они не шли. Шуршали, скреблись, совершенно отчётливо слышимые, перемещались где-то в паре метров от него, но не нападали. Играли с ним или игнорировали? И хотя ему постоянно казалось, что по его ногам начинает кто-то ползти, и он всё время дёргался, что-то воображаемое топтал, на деле к нему никто не приближался. Да и кто это вообще такие?- подумал Олег растерянно. Огромный выброс адреналина не находил выхода.
Нужен свет!- решил он. Мысль казалась спасительной и несла в себе такую энергию, что Олег перестал дёргаться, испытав нечто вроде триумфа. Что поджечь? Пластиковые тарелки горят? Загорятся, если надо. Где-то здесь были салфетки. Да хоть всё здесь сожжём!
Здоровой рукой он крепко держал нож, а порезанной, всё ещё пульсирующей осторожно полез в карман, молясь, чтобы зажигалка была на месте, чтобы не выпала нигде, ни на креслах, где он спал (спал!), ни там, где он кувыркнулся. Представилось, что для полного счастья её в кармане не окажется. Конечно, так и будет, а как иначе! Всё ведь против него задумано. По логике здешнего места она просто не может оказаться в кармане.
И её не было. Он искал предельно осторожно, чувствуя боль в руке, ему воображалась чудовищная рана- глубокий порез, до кости, это по-любому, хорошо хоть он пришёлся на ладонь, а если бы лезвие в другую сторону было повёрнуто, точно пальцы нахрен отлетели бы; рисовалось противно вскрывшееся мясо и обильно текущая кровь, которой он пачкал сейчас свои шорты, но- через боль и страх- он искал тщательно, выкладывая найденные предметы на столешницу перед собой. В правом переднем- бумажник и неначатая пачка сигарет, в правом заднем (проклятая молния!)- неработающий телефон. Никакой зажигалки. До левых карманов правой рукой он дотянуться уже не мог. Пришлось взять нож в правую руку и быстро прошарить левой. В переднем- ещё сигареты- измятая, почти пустая многострадальная пачка. В заднем- пусто. Прошарил ещё раз, отказываясь верить. Вывернул карманы.
Нет зажигалки.
На секунду сердце нехорошо замерло.
Блин, балда! В пачке! Сам же ложил в пачку! Трясущейся рукой нащупал и открыл мятую пачку. Здесь она, здесь! Вот она, родная!
Смешно будет, если я и правда ослеп, продумал Олег, и мысль была почти весёлой. Он чиркнул зажигалкой и увидел- увидел, мать его!- маленькое пламя. Но хилое, синее, и оно сразу погасло, то ли от его возбуждённого дыхания, то ли само собой. Чиркнул ещё раз. Только искры. Ещё раз. И ещё.
А что я говорил, почти отстранённо сказал себе он. Не бывает же всё легко. Только не у меня.
-Так и должно было случиться, да?- прошептал он и неожиданно заплакал- беззвучно, даже сам не отдавая себе в этом отчёт.
Он потряс зажигалку, пытаясь вспомнить, когда и где её покупал, дунул в неё (может, забилась табаком?), снова чиркнул.
Только снопик искр.
Работала же, сука! Работала ведь!
Но теперь она не работала. Очень вовремя. Лучше бы потерялась, зараза! Что мне делать, что делать теперь?
Олег знал, что где-то здесь должны быть ещё зажигалки, по-любому, должны быть. Не здесь, так в ларьке. Сигареты же есть, хоть закурись. Нужно только поискать. Но это легко сказать, а сделать... Попробуй найти в абсолютной темноте, когда и самого себя потерять несложно, а вокруг ещё это... Держи себя в руках, Олег, пожалуйста, держи себя в руках. Прорвёмся как-нибудь. Он себя не утешил, конечно, но уже не дёргался. Стоял там, замерев посреди тьмы, с ножом в руке. С другой руки капала кровь, и это его расстраивало и тревожило. Казалось, что на полу под ним натекла уже целая лужа, и с каждой упавшей и потерянной каплей он становится слабее. И ещё не менее живо представлялось, что эти твари вокруг, кто бы они ни были чуют его кровь и подбираются на запах. Но сейчас он ничего не мог с этим поделать, если только зализать рану, но этого он боялся. Очень не хотелось трогать её.
И пока он так стоял, не зная, что делать, что-то изменилось в зале; он сразу это услышал. Сначала где-то далеко впереди, потом выше, потом прямо над ним появились новые звуки, и Олег мгновенно и безошибочно угадал их природу.
Хлопанье крыльев. Поначалу будто бы робкое, а вскоре настолько интенсивное, что воображалась огромная стая, какими порой летают грачи или галки, кружащаяся под высоким потолком, но молча, без характерного птичьего гвалта и грая. Однако перед мысленным взором Олега были не птицы. Это были летучие мыши, огромные нетопыри, и они вились прямо над ним, щеря отвратительные пасти, отлично осязая его в этой чернильной тьме. А если птицы, то молчаливые здоровенные вороны- грозные и смертельно опасные; что-то такое про «невермор», про «будь ты птица или дьявол» выскочило в голове, но сейчас он, хоть убей, не мог бы вспомнить, откуда и кто это, сейчас было не до того. Крылья. Это было последнее, что сломало его. Олег медленно опустился и сел на пол, возможно, в собственную кровь, сжавшись в комок, обхватив колени, но всё ещё не выпуская ножа. Что-то всё так же скреблось в прилавок за спиной, и в вышине летала эта адская стая, хлопая огромными крыльями, задевая люстры. И ещё было холодно, и плитки пола заметно остыли, но это меньшее, на что Олег обращал внимание. Что же вы делаете, гады? Что же вы, гады, творите?- беззвучно шептал он. И ещё: нет, я не проснулся. Не проснулся...