Ему представилось, что крадётся он походкой слепца уже довольно долго, и в любую секунду его рука коснётся либо стены, либо окна, а сразу вслед за этим подумалось: а вдруг нет? Вдруг он так и будет идти без конца, в темноте?..
Он одёрнул себя: не дури. Ты проснулся. Даже если и не спал. Но пусть будет, что спал. Это просто ночь, а ты в том же зале, на той же станции. К несчастью. К огромному- огромному несчастью и сожалению, но что поделаешь.
Но действительно ли он там же?.. Вот это есть вопрос. На мгновение он замер, обескураженный бездоказательностью своей логики. Да нет, хватит уже. Сейчас всё узнаем.
Олег попытался отвлечься.
-Тёмная ночь,- практически беззвучно прошептал он,- только ветер гудит в проводах...
И он действительно обострившимся слухом услышал этот звук.
Гул не гул, но что-то внезапное, отдалённое, низкое и продолжительное, отчего мурашки пробежали по всему телу, хотя он даже не вздрогнул, потому что не сообразил, что это, и действительно ли оно слышится.
Но следом- сразу- шорох. И гораздо более близкий и явный. Шорох настолько характерный и древний, что сразу всколыхнул в Олеге все его подсознательные инстинктивные страхи, и всё в нём как-будто разом оборвалось. Наверное, он побелел как мел, несмотря на свой загар.
Шорох множества лапок или чешуек. Крысы. Или огромные пауки. Или змеи. А может, всё разом.
Именно эти жуткие образы в единый миг вспыхнули в нём, образы первобытных кошмаров, и ему даже показалось, что он чувствует их скользкие быстрые прикосновения голыми ногами. Если бы даже не было темно, он всё равно ослеп бы сейчас от ужаса. Едва не заорав, а может, даже не завизжав, он ринулся куда-то, всё равно куда, в полной темноте, в безжалостном огне своего безумия. Ему удалось пробежать сколько-то, пока он не наткнулся на что-то, с грохотом это опрокинув и сам полетел кубарем. Вскочил, мыча и подвывая, не заметив пронзившей его боли, рванулся дальше чуть ли не на карачках и почти сразу же глухо врезался, вломился во что-то головой.
Упал.
Сознание не потерял, но, что называется, «вспышку поймал». И странным образом это немного прояснило его мысли. Барная стойка, подумал он. Это и была она. Будь это стена, сейчас бы он вообще ни о чём не думал. В голове шумело от боли, перед глазами словно бы плыли цветные круги, но позади, за собой он по-прежнему и всё так же отчётливо слышал шорох, шебуршание, когтистый перестук и даже- местами- тоненькое попискивание. И это приближалось.
Олег обнаружил, что не может встать. Он пытался, но пол под ним как-будто раскачивался, ноги превратились в дрожащий студень. Но странно: паника- слепая и бездумная- прошла.
Барная стойка. Он подтянулся, ухватился за край, кое-как утвердился на ногах. Сдаваться, покорно принять это он не собирался. Перебирая руками, на ощупь, всё так же в полной темноте и зная, что к выходу пробиться уже не удастся, он переместился за прилавок, отгородил себя от зала, от невидимого и неведомого ужаса хилой, чисто символической преградой.
Кажется, это всё, подумал он и сам же поразился, что мысль была спокойной. Его колотило, беспросветная тьма словно бы кружилась, плыла вокруг него, отчего ему казалось, что его вырвет, но он стоял на ногах, он молчал и он ждал. Он опирался о прилавок, вслушиваясь в приближающийся кошмар, не чувствуя ни страха, ни тем более ярости- только тоску.
И в какой-то момент в раскалывающейся голове внезапно всплыло: нож! Он даже дёрнулся от этой мысли. Здесь, прямо где-то здесь есть большой кухонный нож! Где-то, каким-то краем он знал, что это ему едва ли поможет, если что, но это было оружие!
Олег лихорадочно зашарил руками по прилавку, пытаясь понять, где именно он сам находится и где когда-то- в прошлой жизни- он видел нож. Столешница, кассовый аппарат, всё точно, я здесь. Руки его искали, ощупывали, уши напряжённо вслушивались, а сознание твердило, как заведённое: я не проснулся, я просто не проснулся. Что-то уже билось и тихонько скреблось о стойку с той стороны. Тарелки... проклятые тарелки... доска... вот!
Он схватил нож, и это был действительно нож. Он сжал руку изо всей силы, не поняв поначалу даже, что нащупал лезвие, но оно само дало понять, пронзив руку острой болью. Олег вскрикнул, не столько от боли, сколько от неожиданности, и звук вернулся пугающим звонким эхом, резким как выстрел.
Он перехватил нож левой рукой- уже за ручку,- сжав правую в кулак. В кулаке запульсировала характерная боль от пореза, и ясно чувствовалось, как закапала кровь. Хорошо у них ножи наточены. Мало было печали.