– Он сказал, что в Англии есть определенные стандарты, – ответила Джози, и похоже было, что она снова впала в слезливое настроение, но совладала с собой, попытавшись глубоко дышать. – Я, конечно, не стала бы прибегать к такой низости и лечить его лошадиным лекарством, если бы он не добавил, что видел, как я ем, и пришел к выводу, что пищу я предпочту любому мужчине. И тогда… тогда я приняла решение.
– Хорошо. Он это заслужил.
– Но все, что он сказал, – правда. Я действительно люблю шотландскую еду. Пока я там была, я ела и ела, и мисс Флекно все время говорила, что мне надо есть по утрам огурцы с уксусом, а я не хотела этого делать, потому что повар Эвана утром подавал свежие овсяные лепешки, копченую селедку и ветчину, и, прежде чем я успевала подумать, я уже наедалась.
– Ты не можешь есть огурцы с уксусом! – сказала Имоджин. – Что за нелепая идея!
– Она говорит, что дочь герцогини Суррей потеряла таким образом три стоуна. Что у меня нет силы воли и, если не перестану есть, я никогда не выйду замуж.
Имоджин снова принялась массировать спину сестры и решила поговорить с Рейфом о мисс Флекно.
– Если ты целый день не будешь пить ничего, кроме уксуса, дорогая, ты, вероятно, умрешь. Просто истаешь.
Но убедить Джози не удалось.
– До этого мне очень далеко. Я могу остановиться где-то на полпути между моим теперешним состоянием и могилой.
– Это небезопасно. Кроме того, ты покроешься сыпью.
Это был веский аргумент, и Имоджин тотчас же это поняла.
В прошлом году у Джози случилась такая неприятность с сыпью, но сейчас ее кожа была безупречной и гладкой, как ирландские сливки.
– По всему лицу, – добавила Имоджин. – И это будет красная и липкая сыпь.
– Может быть, мне просто вообще перестать есть? – сказала Джози, слегка посапывая. – Я не смогу выезжать в свет, если люди будут называть меня за моей спиной шотландским поросенком. Я просто не смогу. Предпочту остаться старой девой, как мисс Флекно.
Имоджин рассмеялась в ответ на эти слова.
– Мисс Флекно сама как уксус, который она пытается заставить тебя пить. С ней никто не захотел бы остаться.
– Со мной тоже.
– Это неправда. Ты красивая молодая женщина. Ты хороша собой, и у тебя есть все изгибы, необходимые женщине. К тому же ты веселая и любящая.
– Хотела бы я, чтобы это было правдой, – сказала Джози с тяжким вздохом. – Но все мои изгибы выпирают наружу. А после Шотландии они стали еще мощнее и рельефнее. И мне пришлось уехать. Не понимаю, почему у меня не хватает силы воли, а похоже, что у всего остального человечества она есть. Даже мерзкий брат Крогана не такой круглый, как я.
– Мы напишем Аннабел и кое-что ей расскажем. Вероятно, она беспокоится.
– Сомневаюсь. Она все время лежит и спит, когда не ест. Но она носит младенца. Для меня же оправдания нет.
– Аннабел никогда не была стройна, как женщины, изображенные в «Белль ассамбле» [15] . И тем не менее у нее не было проблем с поклонниками. Всегда находились мужчины, желавшие ее.
– Но я-то полнее ее. У меня нет ни малейшего представления о том, как заставить кого-нибудь пожелать меня! – запричитала Джози.
– Ты завтракала нынче утром?
– Я никогда больше не буду есть. Я покончила с этим вчера вечером.
Имоджин вздохнула и спустила ноги с кровати.
– О! – воскликнула Джози. – От тебя и в самом деле разит вином.
– Это может случиться, если упадешь в винную бочку. Прошлой ночью я приняла ванну, но мне не хотелось ложиться спать с мокрыми волосами. Позволь мне быстренько почистить перышки, и мы вместе позавтракаем. Мир всегда кажется полным трагизма, пока не поешь. Все греческие драматурги, должно быть, писали свои трагедии в самый разгар голодного мора.
– Софокл много лет был на войне, – сказала Джози, слегка приободрившись.