– Ты уже приехал? Так рано? – лицо светится счастьем, светится так, как никогда не светилось для меня, она улыбается, склонив голову на бок, и медовые пряди волос скользят по обнаженным плечам, а мне так хочется прижаться к ним лицом, вдохнуть ее запах, судорожно сжать ее в объятиях.
– Мишаааа, – шепчет одними губами, и я весь наполняюсь глухой яростью, приближаясь к ней сзади, – мой Мишааа вернулся.
Кажется, что она смотрит на меня через зеркало и говорит это мне. Но это невозможно. Я подхожу все ближе и ближе, пока не вижу собственное отражение в зеркале позади нее. Это я… но на мне совсем другой наряд, такой же странный, как и на ней. Она улыбается… а я думаю о том, что, если сейчас здесь появится ее проклятый Миша, я удавлю его голыми руками, я разгрызу ему горло зубами и сожру его мясо. Но Ждана вдруг поворачивается ко мне с этим… с этим щемящим выражением глаз, ее руки взлетают и ложатся мне на плечи.
– Вернулсяяя… как же я соскучилась по тебе, Мишааа, – и льнет губами к моим губам.
Смотрю на нее и не понимаю ничего, а она гладит мое лицо ладонями и тихо шепчет.
– Каждый день разлуки с тобой – это маленькая смерть. Ты приехал, и мне захотелось жить. Мой Миша.
И меня захлестнуло отчаянным, диким счастьем, всепоглощающей безмерной радостью, от которой сводит судорогой все тело. Плевать. Пусть называет меня как угодно, только не прекращает вот так смотреть… смотреть, как будто любит меня… а не его.
Подскочил на постели, чувствуя сухость в горле, дерущую и невозможную сухость, и тут же схватился за меч, увидев скользнувшую к постели тень.
– Ваша Светлость, в Адоре исчез младенец. Сын писаря. – голос Гортрана вырвал меня из сна.
– Пусть Чарльз разбирается, – посмотрел на спящую рядом женщину и поморщился, вспомнив, что делал с ней всю ночь напролет. И как много нужно было выпить вина, если я смог с ней ЭТО делать.
– Возле ограды нашли кусок ткани… пес Карпентеров оторвал клочок платья у похитительницы. Все считают, что это была женщина.
– Пусть разбирается Чарльз.
Гортран потряс светло-голубым клочком у меня перед носом.
– Узнаете?
Выхватил у него из рук и посмотрел на свет, внутри все похолодело – конечно, узнал. Эта ткань с платья Ждана.
– Может, просто похоже, или отрез ткани куплен у того же торговца, или оба наряда сшиты у одной и той же швеи.
– Вы хотите, чтоб это проверил Чарльз вместе со своими людьми? А если это ее? Что тогда? Люди увидят, и начнется мятеж или самосуд.
Проклятье! Он прав!
Я вскочил с постели, натягивая штаны на голое тело, на ходу надевая рубашку и подхватывая с пола камзол.
– Я сам проверю. Вели без меня ничего не делать.
– Но есть те, кто, как и вы, узнали платье… племянницы Мардж. Она в нем каждый день в город приезжает – на рынок мукой торговать.
– И?
Я вскочил в седло, как и он, пришпорил коня.
– Пойдут слухи.
– Закрой им рты! – рыкнул я, пригибаясь к гриве и заставляя скакуна мчаться быстрее.
– Шило в мешке не утаишь!
– Утаишь, если обломать само жало.
– Отрезать им языки?
– Вот именно!
Гортран поравнялся со мной.
– Скольким мы их отрежем? Сотням? Тысячам? А что если она виновата? Вы ни разу об этом не думали?
– В чем? Хочешь, чтоб я поверил в ведьм?
– Ведьмы, может, и придуманы людьми, а вот смерти и исчезновения детей настоящие.
– Ждана не убийца!
– Вы в этом уверены? Дочь Антуана Блэра, нанизывающего младенцев на копья на глазах у их обезумевших матерей, не способна на то же самое?
Усмехнулся, завидев впереди шпили родного замка. Она могла быть кем угодно, но не убийцей.
– Уверен. Мы поступали так же, когда взяли Блэр. Война – это смерть и жестокость.
– Кто знает? Может, для дочери Антуана она еще не закончилась!
ГЛАВА 8
Он знал его еще ребенком. Гортрану было пятнадцать, когда у герцога Ламберта родился второй сын, спустя годы и смерть троих малышей еще до рождения, герцогиня опять понесла и наконец-то разродилась живым и здоровым младенцем. Звонили колокола, гремели пушки, люди рассыпали по всему городу лепестки роз. Беднякам раздавали зерно и муку в честь рождения еще одного наследника. А барон Уэлч и Джошуа Ламберт трахали шлюшек в «Зеленом Драконе» леди Сьюзен. Мечтали вместе бежать на войну и найти золото Красной Орды в песках за Пятью Континентами.
Джошуа обещал Гортрану сделать его своим оруженосцем, и тот рассчитывал, что именно так и будет. Он пойдет на войну вместе с Ламбертом старшим, а никак не станет прислуживать новорожденному младенцу, но его мнение никто не спрашивал. Отец приказал оставаться в Адоре, в очередной раз напомнил Гортрану о его происхождении и о том, что ему на самом деле ничего не светит, как незаконнорождённому сыну. И если прогневит своего родителя, то будет сослан в монастырь и примет постриг, а должность оруженосца принесет славу Уэлчам, принесет им богатства, а самому Гортрану – титул и даже земли.
И Уэлчу пришлось везде таскаться за венценосным ребенком, носить игрушечную саблю, присматривать, чтоб не зашибся, и при этом склонять голову в поклоне каждый раз, когда мальчишка входил в залу, вздернув острый подбородок и осматривая подданных высокомерным взглядом. Гортран был предан маленькому герцогу и в то же время ненавидел свое место подле него, он мечтал о сражениях, мечтал о войне и победах. Зачем ему титул из рук ребенка? Он хотел почестей из рук самого короля.
Смазливый и зарвавшийся мальчишка, за которым надо было присматривать и подтирать сопли, разрушал всю жизнь Гортрана, все его мечты. Но лорд не смел ослушаться своего отца, не смел перечить и самому королю. Ему оставалось только молча принять участь и с тихой ненавистью прислуживать Моргану Ламберту. Оруженосцы не имели права на брак по любви, не могли сражаться на войне, они должны были оставаться вечной тенью своего хозяина до самой смерти. Все титулы и почести им могли дать только их господа, как и освободить от должности или разрешить жениться. Может быть, кто-то и счел бы это великой честью, но не Гортран, который обладал вспыльчивым нравом южанина и мечтал о дальних неизведанных странах и морских сражениях, мечтал умчаться с другом к самым ледяным землям, любить, жениться по собственному желанию в конце концов. Ослушаться, конечно, он не мог… но мог сбежать. Назревала война с севером, одни из первых распрей с Блэром, беспорядки у границ в цитаделях. Барон Уэлч тогда сопровождал юного герцога на его вторую охоту на оленей в леса, граничащие с Севером. И он планировал оттуда не вернуться. Планировал примкнуть к войску Карла Второго, пойти в наступление на Блэр вместе с Джошуа. Гортрану казалось, что, если он отличится в бою, отец и король пересмотрят свое решение сделать его оруженосцем младшего Ламберта и отправят воевать. Моргану было десять лет. Он был худощав, тщедушен и похож на девчонку с огромными сине-серыми глазами и темными кудрями до самых плеч.
Когда Гортран учил его драться, то боялся не поранить нежную кожу юного герцога или не сломать ему руку. Тот злился и топал ногами, направляя на барона деревянный меч.
– Сражайся со мной, Гортран! Я – воин. Я не рассыплюсь, даже если ты меня ударишь! Сражайся, или ты считаешь меня слабым и немощным? Скоро я начну побеждать тебя, и ты будешь молить о пощаде. Я стану лучшим мечом королевства!
Да, именно таким он его и считал. Случись что с мальчишкой, Гортрану не сносить головы. А насчет лучшего меча слышалось смешно. Для этого надо было хотя бы победить самого Гортрана, не говоря уже о графе Шонском, который победил в прошлом турнире.
Они напали на них в лесу. Люди во всем черном. Без знамени, без герба, в масках на измазанных сажей лицах. Гортран как раз мчался в сторону границы навстречу своей мечте, он бросил своего подопечного вместе со свитой в лесу и не знал о нападении. Его самого сбила с ног стрела, которая вонзилась в бок и сшибла Гортрана с коня. Он упал на землю, ударился сильно ребрами и сломал ногу. Он слышал, как треснула его кость… а когда приподнял голову, то увидел, как она торчит, вспоров мясо и кожу. Они приближались к нему. Двое ублюдков с закрытыми лицами, похожие на демонов. Один с маленьким топором в руках, а второй с ножом. Гортран попробовал встать, но сломанная нога и торчащая в боку стрела не позволили ему даже пошевелиться.