Она верила в это до последнего. Верила, пока не увидела оллу. Проклятую, мерзкую тварь, которую всем Ламбертам полагалось завести себе в канун венчания, чтобы оплодотворить, как племенную кобылу. И Агнес знала об этом… знала и принимала обычаи семьи Ламбертов, но едва увидела гнусную дрянь с зелеными глазами и лицом, подобным самому страшному греху, искушению во плоти. Даже она, женщина, с досадой и горечью признала, что соперница дьявольски красива, неестественно хороша. Посмотрела на девушку, потом на безумные глаза своего жениха и поняла, что Морган пропал. Она бы за этот взгляд перерезала себе вены. На нее он никогда так не смотрел.
– Будет смотреть, – шипела она, выводя аккуратные буквы на пергаменте, – скоро он будет смотреть только на меня. Ненависть захлестнула с такой силой, что перед глазами потемнело, в ушах только одно слово «смерть суке… пусть сдохнет». Карл казнит эту дрянь, как только узнает, что Морган Ламберт взял в оллы Ждана Блэр.
До последнего надеялась, смотрела, как полыхает та, что украла сердце ее мужа, плоть его украла, душу, всего его отобрала себе, и молила дьявола довести дело до конца, сжечь гадину, превратить в пепел ее тело, в тлен ее волосы.
Но она выжила… Агнес сжимала пальцы до крови, до ломоты, когда услышала голос своего мужа, который так им и не стал, голос, приказывающий освободить ведьму проклятую… И понимание, что Ламберт готов воевать с королем, только не умертвить свою любовницу, заставило Агнес безмолвно взвыть.
Зря она пообещала Каэль, что больше не придет… Зря дала ей слово, что тот раз был последним. Тогда, оказывается, все даже не начиналось. Все эти девки были сущей ерундой… ведь они крали только его тело, а эта украла его душу.
Агнес протянула сверток швее и тихо сказала.
– Ничего не вышло! Я делала, как ты меня учила. Я думала, что справлюсь сама, и у меня почти получалось… и … он все равно с ней. Не со мной. Я хочу ее уничтожить, хочу, чтоб она исчезла, чтоб растворилась и никогда не появлялась. Хочу, чтоб он не был с ней!
Швея осторожно взяла сверток из рук герцогини и прикрыла за ней дверь.
– Озвучьте свою мысль верно.
– Пусть никогда с ней не будет. Как угодно. Уродство, болезни, изгнание, и… даже смерть. Только бы не был с ней.
– Выбирайте что-то одно.
– Смерть.
– Да, пусть нам поможет именно она. Главное, суметь ее призвать, – старуха улыбнулась, и Агнес невольно вздрогнула – ее глаза снова сменили цвет и стали почти черными.
ГЛАВА 7
Я не ходил к ней больше, боролся с собой, сжирал себя поедом, но не ходил. Зализывал раны за вином и пьяными соревнованиями с моими солдатами, которым я наливал так же щедро, как и себе, а потом дрался на мечах до первой крови. Моей или их. Чаще их. Я – первый меч королевства и могу зарубить противника, как правой рукой, так и левой, как трезвый, так и мертвецки пьяный. Любое безрассудство, лишь бы не думать о ней. Не думать ни о чем… Нет, я лгу, я думал. Я заставлял себя вспоминать – кто она и кем был ее проклятый отец, чьи кости я превратил в пепел и не схоронил, чтоб не было им покоя. Кем была ее подлая мать, брат и все проклятые блэровцы, истреблявшие мой народ. Я нарочно расковыривал свои раны, бередил их, пересматривая вещи матери и сестры. Когда трезвел, мне хотелось разорвать ее на куски, полосовать белую кожу ножом и смотреть, как она пачкается в красный цвет. А потом приходила тоска и едкое желание увидеть. Брать коня и мчаться к ней, унижаться, брать силой, ударить, если откажет, целовать влажные губы, поедать голодно сладкое тело, бьющееся подо мной в экстазе, вопреки ее ненавистным мольбам не прикасаться к ней. Я представлял себе ад на земле совсем иначе, мне даже кажется, я его помнил и видел собственными глазами, но я ошибался. Нет худшего ада, чем любить женщину, чье сердце принадлежит другому. Воровать поцелуи, выдирать стоны, врезаться в тело, которое никогда не будет моим, потому что мыслями она не со мной.
Но я больше ее не трогал, напивался, таскался по шлюхам, просыпался у каких-то непотребных девок благородного и самого низкого происхождения. Гортран следовал за мной тенью, поджидал под окнами с лошадьми, если у девки имелся муж, который не вовремя возвращался домой. Не потому что я боялся, а потому что герцогу не пристало такое поведение… На самом деле мне было плевать. А некоторые и так знали, что я имею их жен, и раболепно молчали, а то и целовали мне руки. Они бы подложили под меня даже своих несовершеннолетних дочерей, лишь бы угодить мне… Трусы и плебеи.
В замке я почти не бывал. Там была Агнес. Агнес, надоевшая до зубовного скрежета, Агнес, ожидающая меня в своей спальне и преследующая глазами полными упрека. И именно из-за этого взгляда мне не хотелось ее даже трахать. Женщина не должна смотреть на мужчину как собака, ждущая ласки или пинка, с преданными глазами и стекающей слюной в уголке рта от сумасшедшего желания, чтоб ее погладили. Мои псы, набрасывающиеся на меня при каждой встрече от дикой радости, меня так не раздражали, как она. Нет ничего паршивее нелюбимой, насточертевшей до оскомины женщины, которая всячески пытается угодить. Я понимал, что должен консумировать наш брак, понимал, что должен на нее лечь и взять ее, а у меня не стоял.
И даже при мысли о том, что ее красиво очерченный рот сомкнется на моем члене, тот и не думал шевелиться. Потому что моими мыслями владела лишь ОНА. Сучка с зелеными глазами, или какие они у нее там? Для меня всегда были зелёными. А для него? Каким цветом светились глаза ведьмы для того, кого она любит? Она владела всем моим существом настолько, что, вбиваясь в тела других, я не мог кончить, мне мешали их лица, я закрывал их простыней или натягивал на голову подол платья и со всей дури врезался в покорную мякоть, задрав ноги до подбородка, и представлял, что это она. Что это ее я деру, как шлюху. А потом напиться до беспамятства, чтобы утром, перебарывая позывы к рвоте, убираться от очередной девки и ехать патрулировать границы вместе с моими Людьми.
И сейчас я валялся на роскошных белых простынях в замке леди Бернард, муж которой отбыл по моему приказу в дозор. Она лежала голая рядом на животе, постанывая от удовольствия, а я смотрел в потолок и думал о том, что надо уносить отсюда свой зад, но я настолько пьян, что не могу пошевелить даже ногой. В комнате воняет вином, потом и сексом. Тошнотворным сексом с очередной шлюхой.
– Мой герцог так желал меня, что отправил моего Фредерика подальше от двора? – графиня Бернард потянулась ко мне и провела ногтями по моей груди.
На самом деле я отправил ее мужа в дозор, потому что он умный и хороший стратег, потому что доложит мне обстановку на границах и заметит, если там что-то не так и назревают провокации. Каким образом я отрастил рога на его светлой голове, понятия не имею, но эта похотливая сучка строила мне глазки в течение всего визита в наш замок, куда она приезжала вместе со своим супругом накануне. Мой мозг запомнил, а может, мой член, и после очередной грязной попойки я поехал навестить госпожу Бернард и трахал ее всю ночь напролет во все отверстия. Она выла и стонала, виляя задом, и орала, какой я стойкий и ненасытный любовник, а мне хотелось выть и орать от того, что я не могу кончить.
В конце концов я спустил в нее свое семя и откинулся на спину, разочарованный и мертвецки пьяный, желающий только одного – уснуть и не видеть ни одного проклятого сна. Потому что ведьма являлась мне и там.
Закрыл глаза, запрокидывая голову и стараясь не слышать голос графини, погружаясь в очередное пьяное марево.
Я видел снова ее… издалека, стоящую у огромного зеркала в одежде, которую я никогда в своей жизни не встречал, мое воспаленное воображение создало странный образ Ждана в коротком платье с голыми ногами, ее волосы намного короче, чем сейчас, и она вдевает в мочки ушей серьги-кольца. Она так же невыносимо красива… и все же немного другая, но это не имеет никакого значения, потому что у меня больно сжимается сердце, едва я смотрю на ее лицо, в ее зеленые глаза с длинными пушистыми ресницами, она улыбается кому-то в зеркале… и ее ресницы дрожат, а губы приоткрыты в соблазнительном предвкушении.