– А ты откуда знаешь?
– Бабушка Яга сказала, когда мы уходили, – девочка огляделась по сторонам, хотя за освещенной тропой стояла непроглядная тьма. Наверное, зрение навьей было лучше приспособлено к темноте. – И только Меч-Кладенец может разбить это яйцо.
Ребята переглянулись, думая о своем, при этом каждый мнил, что товарищ думает аналогично. У каждого была своя цель в этом путешествии.
– Слушай, Берегиня, – мальчик говорил весело и задорно, таким тоном, как будто не было за плечами всей опасности этой ночи, – когда станешь живой, приезжай ко мне в гости!
Девочка потупила очи.
– Приедешь?
– Я мечтаю стать живой, ты же знаешь.
– Знаю! – он мечтательно смотрел вперед, во тьму. – Себя не пожалею, а тебя вытащу. А ты на что готова ради этого?
При этих словах русалка вздрогнула, как будто её что-то укололо, и чуть было даже не уронила шест с черепом. Нехорошо посмотрев на мальчика, она ответила:
– Я бы на многое пошла.
– Да, я тебя понимаю, – не замечая её реакции, продолжил Ратибор. – Ты стала мне настоящим другом.
– Тише! – со стороны леса, прямо над кромками деревьев, послышались хлопки крыльев. – По нашу душу, поди.
Ребята быстро юркнули в придорожные кусты, ут-кнув череп глазницами в землю. Клубок остался ждать на тропе, словно верный пес.
Но ничего страшного не произошло. Летун появился, видать, не ради поисков живого и русалки, но привкус опасности серьезно подпортил настроение и добавил тревоги.
– Это навьи, не стоит нам с ними встречаться.
Ратибор даже не стал уточнять, что это за новая на-пасть, за последнее время было слишком много опас-ного и неизведанного.
– Тропа становится шире, – с опаской вымолвил мальчик.
Уже некоторое время они продолжали свой путь, следуя за клубком по петляющей лесной тропинке. Тот, в свою очередь, то ускорял своё движение, периодически замедляясь, то совсем замирал на месте: «Как будто ловя сигнал», – сразу пришло в голову Ратибору.
Лес постепенно редел, кустарники у дороги занимали место деревьев. Небо давило непроглядной чернотой: ни облачка, ни звёзд. Редкие сполохи над головами путников разбавляли темень, да неописуемо яркая Луна огромным диском висела за спиной…
– Ты знаешь, куда мы идем?
– Нет, мне редко удавалось удаляться от воды, самое дальнее я была у Бабушки Яги, а ведь это почти граница Нави. Она стережет Калинов Мост – проход в мир живых. В такие дебри – русалка провела свободной рукой по воздуху, очертя круг, – я даже и не забиралась.
Ратибор заразительно зевнул:
– Меня что-то в сон клонит.
– Ты что? – девочка теребила его за плечо. – Нельзя нам спать, полно тебе!
В этот момент она четко услышала мелодичное пе-ние, раздававшееся откуда-то спереди, раньше она при-нимала этот звук за шум ветра, но теперь голос стал бо-лее отчетливым и можно было даже разобрать не-которые слова.
– Вот напасть! – потянув к себе мальчика за локоток, она резко направила глазницы черепа-фонаря ему в лицо.
– Ой, – он вздрогнул, чуть ли не подпрыгнув на месте.
– Полегчало?
– Да, что это было?
– Сам увидишь, идем скорее, сейчас снова в сон потянет.
Не таясь, они побежали на голос, все более отчетливо слышимый при каждом шаге.
– Почему ты не засыпаешь? – глотая воздух на бегу, допытывал мальчик.
– Я же навья, мы не спим.
Деревья окончательно уступали кустарникам, которые так же постепенно становились все меньше, переходя в высокую траву. Лес заканчивался, ребята выбежали на опушку и стремглав юркнули в ближайшие кусты, не забыв при этом прикрыть глазницы черепа.
– А если она нас уже увидела? – мальчик сидел на корточках, боясь высунуть голову.
– Да нет, ты что, увлечена своим пением, – Берегиня же, наоборот, немного высунулась, встав на цыпочки, чтобы лучше разглядеть певунью. – Я о них только слышала, но видеть не приходилось. Хороший они улов приносят, но нечета нам.
– Улов? Какой улов?
Русалка присела, уже жалея, что сболтнула лишнего. И попыталась сменить тему.
– Это она над нами пролетела, случайно или по наши ду…, по твою душу, только не понять. Хорошо, что одна, и то тебя как корежит, – мальчик зевал, уже не помня своего вопроса. – Ежели товарки её слетятся – беда нам, не устоишь – тотчас уснешь и не таких, слыхивала, убаюкивали.
– А? Что? – уже потеряв нить разговора, мальчик зевал все сильнее.
– Что же придумать? – русалка совсем по-девичьи забывшись, начала кусать ногти. – Знаешь, что мы сде-лаем?
– Знаешь, что мы сделаем? – она повернулась к мальчику, но тот уже посапывал, охмуренный сладострастным пением. – Ратибор! Ратибор! Проснись! – но любые попытки растормошить спутника, прикорнувшего в высокой траве, были тщетны. – Ладно, сама справлюсь. Без тебя даже проще будет.
Не таясь, высоко подняв над головой шест с чере-пом, Берегиня пошла на голос. Волосы развевались, словно на ветру, хотя в воздухе неощутимо было даже самое незначительное дуновение. Взгляд русалки исподлобья устремился вперед, во тьму. Она, разумеется, уже давно поняла, с кем им пришлось столкнуться, и немного побаивалась, но все же долг и данное давеча слово заставляли идти вперед.
Луна освещала равнину, на которую они вышли, лесная тропа расширилась и превратилась в узкую дорогу, которая смыкалась с еще несколькими, витиевато уходившими во тьму тропинками. На перепутье, как водится, стоял большой камень, шершавый и неказистый, с письменами по центру, именно на нем, крепко держась когтистыми лапами, восседала та, что окутала окрестности звучанием своего сладкого пения – Сирин, она же Гамаюн.
Огромная, в человеческий рост, волшебная птица с красивым женским лицом, продолжала петь, наслаждаясь своим же голосом. Она не заметила русалку, вставшую в упор перед ней или только сделала вид. Благодаря размеру камня, Гамаюн намного возвышалась над Берегиней. Лишь только, девочка направила свет фонарей в лицо Сирин, та с большой неохотой прекратила петь, грозно захлопав крыльями и покачивая головой из стороны в сторону, уставилась на пришелицу.
– Эй, пернатая! – русалке пришлось запрокинуть голову, дабы смотреть в глаза собеседнице. – Чего распелась тут?
Не реагируя на нахалку, сказочная птица поверну-лась к ней спиной и собралась продолжить свою песнь. Но не тут-то было. Русалка юркнула в траву, вынырнув с оборотной стороны камня, вновь направила череп Гамаюн в лицо. Это Сирин уже стерпеть не могла.
– Бузить вздумала! Мелочь пузатая! – она начала мерно хлопать размашистыми крыльями, разгоняя воз-дух. – Вот я тебе!
С каждой минутой напор воздуха, закручивающегося вокруг крыльев разгневанной птицы, становился все сильнее. Берегиня не смогла устоять на месте, её потащило назад, в густую траву. Упершись шестом в землю и сильно наклонясь вперед, она попыталась сделать шаг к эпицентру начинаю-щегося маленького урагана. Тщетно.
Неожиданно резко поток воздуха пропал, как будто его и не было, птица повернулась к лицевой стороне камня и медленно мелодично и затянула мотив, а девочка, не удержавшись на ногах, брякнулась в траву, чуть ли не рыдая. Но сразу же вскочила, поднимая шест с накренившимся черепом, который, тем не менее, продолжал светить так же ярко.
– Ах, так, – утерев нос с азартом и привкусом злости на совсем свежей обиде, прошипела девочка. – Ещё посмотрим, кто кого!
Берегиня, вновь оказавшись перед взъерошенной Гамаюн, трижды ударила шестом о землю, и резко под-няв его, направила навершие прямиком в лицо Сирин.
– Сейчас подпалим тебе перышки.
Вокруг черепа появилось белое свечение с беспорядочными сполохами огня, через мгновение оно сорвалось и сверкающим шаром ударило в Гамаюн. Та, успев закрыться крыльями, по-птичьи крикнула и, сбросив стекающий по перьям огонь, взмыла на несколько метров над девочкой, при этом расплескав остатки огня вокруг себя.
В голосе Сирин не осталось ничего человеческого, зло клокоча, она вновь собирала ветряные потоки вокруг своих крыльев, но теперь в русалку полетели уже не только потоки ветра: жесткие, с острыми наконечниками перья птицы начали втыкаться вокруг девочки то тут, то там. Те, что летели прямиком в девочку, сгорали в ареоле светящегося че-репа, но с каждым попаданием свечение становилось слабее.