— А эта линия? — Трамдин показал пальцем на проведённую от Арксторна до Гаррабада, черту.
— Это кратчайшая дорога от Арксторна до Пустыни Смерти, отмеченная мною. Оркхи, как известно, из всех дорог выбирают самую короткую. Значит, скорее всего, они пошли именно по этой дороге. И мы пойдём по этой дороге. Из Арксторна мы пойдём через Дикую Степь, обогнём Бронбардовы холмы, пройдём через Гильднор, потом через Лес Вековых Дубов, переплывём через реку Флаорин и доберёмся до Пустыни Смерти, где, надеюсь, и настигнем Сугнака и его оркхов. Что думаешь?
— Дорога и, вправду, короткая, но Дикая Степь, земли короля Бьёрна, а его народ племя лютых язычников. Они ненавидят всех, кто не принадлежит к их племени, и особенно, гномов. Они считают нас подобными животным. Если мы попадёмся им на глаза, то они, как пить дать, захватят нас в рабство или принесут в жертву своим лжебогам.
— А мы постараемся не попадаться им на глаза. Конечно, идти через поселения этих дикарей — самоубийство, но если их обходить, то риск попасть к ним в лапы не велик. В Вольных Полях, к примеру, можно проскочить мимо них.
— Но всё же риск есть…
— Если мы будем осторожны, то не попадёмся. И потом, ты забываешь, что Единый Творец благоволит тем, кто верен Ему. А если же нас постигнет неудача, значит, такова Его воля. Так пойдёшь ли ты со мной, — Троин тяжело вздохнул, — может быть, даже в последний раз?
— Конечно. Мы всю жизнь ходили в походы вместе, и ты всецело можешь доверять мне, как брату.
— Тогда, займёмся сборами. Выходим завтра с утра.
— Договорились.
— Да поможет нам Единый Творец миров…
Троин допил вино и молча вышел, направившись к своим покоям. А Трамдин покинул зал и ушёл к себе в кибитку. Жилище его было скромным, но всё, как он часто говорил, необходимое, там было. И было небрежно разбросано и распихано по разным местам. В правом от двери углу стоял большой деревянный сундук, накрытый старой потрёпанной волчьей шкурой. В левом углу лежали два мешка с луком и морковью, с ними соседствовали старый глиняный кувшин с маслом и бочонок пива. Там помещалась и маленькая кухонная печь с плитой, на которой он сам себе стряпал незамысловатое кушанье, есть которое был в состоянии только сам он. У печи стояла корзина с хворостом, а рядом валялись охапка поленьев и топор. Под окном стоял грубо сколоченный им когда-то, стол, накрытый старой, покрытой жирными пятнами, скатертью. Окно Трамдин круглые сутки держал открытым, чтобы в помещении не воняло жжёным маслом и старым залежавшимся барахлом. Маслом, действительно, не пахло, но в окно летело столько непрошеных гостей, что днём и ночью его жилище наполняли жужжание и писк на все лады, как в большом церковном хоре, от густых раскатистых басов шмелей до тонких голосков мошкары. На них он скоро нашёл, хоть и не особо действенную, но всё же, какую-никакую управу, развесив по стенам сухие пучки душистых лечебных трав, на коленях, вымоленных «для чрезвычайно важного дела» у Мастера Кроина. Травы не особо спасали от надоедливой мошкары, но неплохо выручали холодными зимними вечерами, когда он заваривал их с мёдом и вареньем. Совершенно не разбираясь в травах, Трамдин заваривал всё подряд, путая успокоительные со слабительными и наоборот, но вскоре научился отличать одни от других.
Трамдин открыл сундук, и громко чихнул, вдохнув облако пыли. Смахнув грязные тенёты с края крышки, он разгрёб ворох старых рубах, портков и прочего барахла, из которого извлёк старый отсыревший плащ, пару раз встряхнул его и повесил во дворе сушиться. Ещё много чего он достал из старого сундука: латаный-перелатанный походный тюк, кожаную суму, медную флягу с помятым боком, пару-тройку рубах, старое пальто и много чего ещё, что может пригодиться в длительном походе. Уложив всё в тюк, он облегчённо выдохнул и вышел погулять. Шумный двор. А напротив окна. Одно окно подолгу притягивало его. Большое, с дубовыми резными ставнями, одиноко выглядывало из густого цветущего плюща. Он лезет по плющу, цепляясь за толстый стебель, запрыгивает в заветное окно и видит её. Зелёные, как свежая листва, глаза, огненные пряди. Как эти грёзы сладостны.
— Или сейчас, или никогда. — повторял он, взбираясь по плющу.
Вот он и там. Там, где живёт любовь. Там, где зелёные озёра чистых, как гранёные самоцветы, глаз, где её тёплое, как летний ветерок, дыхание, где её нежные, мягкие, как бархат, руки.
— Трамдин! — вскрикнула Фрея, подпрыгнув от неожиданности. — Ты… ты… что тут делаешь!
Лицо молодого гнома пылало багрянцем. Не сказав ни слова в ответ, он метнулся к ней и, упав на колени, припал губами к её рукам.
— Фрея! — повторял он, как молитву, целуя её руки. — Фрея!
— Трамдин! — подавляя смущение, взвизгнула Фрея. — Что с тобой! Ты не в себе! У тебя жар!
— Да, милая… — отвечал он, не выпуская её рук. — Я смертельно болен!
— Я сейчас вызову стражу! — воскликнула Фрея, вырывая свои руки из его плена.
— Зови. — отвечал Трамдин, целуя её.
— Ты весь горишь! Я немедля скажу Мастеру Кроину, он даст тебе трав. Ты поспишь, и рассудок к тебе вернётся.
— Да что может этот старик со своими травами против любви! — отвечал он.
— Трамдин!!! — что было духу закричала Фрея.
Звонкий крик, разрезавший воздух, вернул Трамдина в сознание. Бедняга вздрогнул и упал на пол у её ног. Краска в миг сошла с его лица, он почувствовал всем телом холод и побледнел, как в лихорадке. Фрея присела рядом с ним, дотронулась рукой до его лба и ощутив его жар, встревоженно спросила:
— Что с тобой? Тебе плохо?
— Да… — тяжело дыша, прошептал Трамдин и склонил голову. — Мне очень плохо… Я испугал тебя?
— Да… — ответила Фрея. — Я ещё никогда тебя таким не видела.
— Фрея… — Трамдин глубоко вдохнул и крепко обнял её.
Фрея почувствовала, как к её лицу приливает жар. Робко обняв его, она прильнула к его груди, и даже через толстую кожаную кирасу Трамдина было слышно, как неистово колотится его сердце.