— Вот, я и говорю. Научились с мелочью всякой бороться, а с серьезными силами не сталкивались никогда. Так-то они вроде все знают, но как себя поведут в настоящем бою — неизвестно. А тут — такой случай удобный. Банда диких северян, да еще в немалом количестве.
Ольт внимательно посмотрел на Карно. Ну что тут сказать? Голова! Видно, что он и в правду командовал когда-то крупными воинскими соединениями. Но подзабыл в последнее время, потерял себя между разбойниками и простых крестьян, цель в жизни потерял. А сейчас нашел свой путь и результат Ольту нравился.
— Надо тогда гнать из Карновки всю дружину.
— Надо… И обоз надо. Еще собрать по деревням дежурные десятки.
Дежурные десятки служили у крестьян в деревнях для охраны. Оборонить от чужаков, поймать одичавшего разбойника, да просто помочь по хозяйству крестьянам и заодно отдохнуть от службы — это дружинники понимали и приветствовали. Служили они вахтовым методом и за очередь поехать в деревню боролись нешуточно. Обычно таким своеобразным отпускам награждались лучшие десятки.
— А главное — время надо. — Карно прищурив глаз посмотрел на Ольта. — Сам посчитай, собрать воедино Узелковскую и карновскую дружины, приготовить обоз, чтобы войско могло обходиться само хотя бы десятицу, вызвать всех отсутствующих, да и коннице не мешало бы перед походом смотр сделать… Как ты говоришь — условия, приближенные к боевым.
— Седьмицы хватит? Эти лесовики вроде о таком сроке говорили.
— Может и не хватить. Подстраховаться надо. Если что, задержать разбойников на сутки-двое. Чтобы наверняка, тогда должно хватить.
— Понятно. Сам пойду. Возьму только Леко и десяток из его сотни. Отпустишь?
— Отпущу, куда же я денусь. — вот что Ольту нравилось в местных людях, так это их деловитость. Никаких тебе причитаний, скидок на возраст и прочих слез. Можешь делать, берись и делай.
— Может все-таки всю сотню возьмешь? — не смог все-таки удержаться от беспокойства Карно.
— Не надо. Слишком много людей, кто-нибудь да заметит. Тогда бой принимать придется, а если у нас произойдет бой, то тебе ничего не останется. Получится, что зря дружину гнал и пропадут даром твои учения.
— Ну не совсем даром, хоть готовность и скорость при неожиданной тревоге проверю.
— Ладно, я пошел. Надо еще мать предупредить и Леко поднять. Ты только Оли до нашего отъезда не говори.
— Не дай Единый! — картинно испугался Карно. — Если дочка узнает, куда вы отправились…
Ольт понимающе кивнул головой. Нытье, обиженное молчание и даже, возможно, слезы обеспечат головную боль не на один день. Всюду пролезет, где только можно, лишь бы пометать стрелы или ножики в живую цель… А уж если на мечах… Совсем от рук отбилась. Хотя… Суровые времена — суровые люди. Правда, в основном мальчишки, но и среди девчонок встречались отчаянные головы. Воевода и подросток заговорщицки улыбнулись друг другу.
Леко он нашел на полигоне, где вся сотня отрабатывала тактику борьбы в каре. По команде сотника все сто пятьдесят человек сворачивались из длинной шеренги в квадрат, пряча в свою глубину лучников и выставляя наружу копейщиков. По мнению Ольта получалось совсем неплохо, особенно по сравнению с тем, как поначалу вели себя эти крестьянские дети. Можно было и побыстрей, но чего еще ждать от вчерашних охотников и пахарей. Ничего, со временем придет и опыт, и скорость.
Сам сотник Леко Большой стоял в сторонке на пригорке и руководил действиями своей сотни.
— Ну живей, желудки! Заводи левый фланг! Быстрей! Держать строй! О, дети аборта, кто же так шагает?! — последняя фраза была явно из репертуара Ольта.
Как-то Карно спросил его, кто такой Аборт, которого частенько упоминает мальчишка. Пришлось срочно придумывать историю про незадачливого мужика, у которого все, даже то, что он не делает руками, получалось сикось-накось. История понравилась и разошлась не только по дружине, но и по всей Карновке и с тех пор даже с поля частенько доносилось что-нибудь подобное этому:
— Ну куда тебя понесло, жертва Аборта! — это так пахари вразумляли свою нерадивую скотину.
Мужик по имени Аборт медленно, но верно входил в фольклор северной провинции.
— Нет, так дело не пойдет. Слишком медленно. Трубач, труби сбор! — продолжал разоряться Леко. — Построение в фалангу! Начинаем снова!
Было видно, что командовать ему нравится, причем, надо отдать ему должное, у него это получалось довольно умело. И люди командам, отданным вовремя и четким голосом, подчинялись весело и даже с охоткой. Нашел человек себя. Единственное, по мнению воеводы, что портило впечатление от примерного воина и командира, каким был сотник Леко Большой на службе, это то, что вне ее он был таким же, если не большим, разгильдяем и гуленой. Любил он посидеть в трактире, отыгрывая роль этакого туповатого добрячка, и подшутить над приезжими. Почему-то люди, видя перед собой здоровую махину, думают, что она обделена умом. Наверно они подсознательно думают, что если человеку дана такая сила, то справедливо будет, если разума у него будет чуть поменьше. Может это было и справедливо, но вот сам Леко об этом не знал, и, вопреки всеобщему мнению, умом обладал живым и даже где-то непоседливым. И шутки у него были довольно острыми, порой даже на грани дозволенного. Впрочем, слишком возмущающихся было мало, стоило только ему голыми руками скрутить в штопор первый попавший на глаза нож или даже меч.
Предложению Ольта пойти прогуляться сотник обрадовался.
— Скучно здесь. — пожаловался он подростку. — А куда пойдем? На охоту?
— На охоту. На двуногую дичь.
— Это где у нас такая появилась? Вроде последнего на прошлой седьмице взяли. Да и тот придурок оказался, скрывался в лесу от собственного барона, а барон-то тот давно уже к Единому ушел. Так он еще возмущался, что не дали ему самолично с этим бароном посчитаться. Ну чисто — леший. — Леко хохотнул. — Так что, чистые у нас леса.
Ольт понятливо кивнул. Лесовики они такие. Кровную месть еще в тайге еще никто не отменял.
— Пришлые появились. Северные с налетом.