— Врач сказал в морг, значит в морг… Э-э, в смысле, лекарь сказал в э-э… мертвецкую, то не фиг за стол сажать. — донесся из-за двери голос мальчишки.
— Но он очень просится. Говорит, что-то важное сказать хочет.
— Вот же, шебутной какой, все не успокоится. А нас Истрил на обед ждет. Ну, если опять воду лить будет, клянусь, сам лично зарежу. — донесся уже бас воеводы. — Давай его сюда.
Леко кивнул и настежь открыл дверь, вводя Хромого. У того был не очень притязательный вид, потные, несмотря на холод на улице, волосы, легкое безумие в глазах. Ольт понимал, что чувствует человек, приговоренный к расстрелу и вдруг получивший отсрочку. Самого бог миловал от такой участи, но видеть приходилось. И он примерно представлял, каково сейчас Хромому, тем более, что казнь не отменена, а просто отложена на неопределенный срок. Вот только вопрос — надолго ли? Но он еще не сдался. Насколько понял его Ольт, такие, как Хромой борются и изворачиваются до конца и сейчас его мозг лихорадочно просчитывает варианты, что следует говорить, а что следует и придержать. Стараясь держать на лице невозмутимость, Хромой прошел к столу и не спрашиваясь сел на лавку. Как бы он не старался держать лицо, но организм видно все-таки подвел, ноги его явно не держали. Потому и прежде чем что-то сказать ему пришлось откашляться, голоса не было. Карно молча налил в кружку остывшего чая и пододвинул к нему. Тот благодарно кивнул головой и припал к кружке и не оторвался пока залпом не выдул ее всю. Переволновался мужик, хотя вида не показывает. Хотя какой он мужик, граф Крайденвильт Застеной. Пока пил, видно окончательно пришел в себя и поставив кружку на стол оглядел присутствующих уже спокойным взглядом. Те ответили ему тем же, только в них светилось любопытство.
— Ну. — поторопил Карно, — долго еще нам ждать?
Хромой глубоко вздохнул, будто собираясь нырять, и задал вопрос:
— У меня есть что рассказать, но мне хотелось бы знать, что я буду за это иметь?
Карно недоуменно посмотрел на Ольта, тот ему ответил тем же и наконец они оба уставились на Леко. Тот поежился под их взглядами.
— А я что? Я же ничего. Он сказал, что у него что-то важное, я и спросил.
Карно опять посмотрел на мальчишку:
— Торгуется?
— Вроде как. — согласился Ольт. — А кажется — взрослый человек.
— А ты помиловать хотел. Говорю же, добрый ты.
Весь этот диалог происходил так, будто в комнате с ними не было Хромого, которого опять пробило на пот.
— Все, все, умываю руки. Сам же говорил, что молод я еще. Но, — Ольт поднял к небу указательный палец, — я учусь. Делай, что хочешь.
— То-то же. Леко! Уводи. И не слушай больше ты его, ради Единого.
Леко скроил зверское лица, нарочито громко топоча сапогами, неотвратимо, как смерть, прошел к лавке и ухватил за шиворот Хромого.
— Эй! Вы чего!? Куда? — сразу растерял тот всю свою невозмутимость. Леко молча и целеустремленно тащил его к двери, причем с такой силой, что тот иногда перебирал ногами в воздухе. — Да постойте же! Да что же это! Да я же… Вайхенодр Красный готовит восстание против Совета!
Последняя фраза донеслась до Карно с Ольтом уже чуть ли не с улицы.
— Все, поплыл. — сказал мальчишка. — А ты говорил, не получится.
— Мда. Если бы на меня так наехали, то я бы тоже наверно все рассказал, — пригладил бороду воевода. — Но вначале наложил бы полные штаны. Все-таки, жестокий ты. Такое придумать… Эй, Леко, заводи убогого обратно.
Обратно Хромой не зашел, его затащил Леко, держа за многострадальный ворот. Ноги того после всех перипетий сегодняшнего дня уже не держали. Сотник дотащил его до лавки и водрузил на нее безвольное тело. Ольт, помня слова Карно, невольно принюхался, но нет, ничем таким подозрительным Хромой не вонял. Правда витал в воздухе тонкий аромат укропа и еще чего-то, что сразу и не разобрать, но мальчишка уже знал, что это пахнет небольшой полотняный мешочек-ладанка, который местные аристократы таскали на себе как оберег от злых духов. Правда Ольт подозревал, что их таскали не столько, как защиту от колдовских чар, сколько чтобы перебить дурной запах от давно немытого тела, но блажен, кто верует и кто такой он, мальчишка из леса, чтобы разубеждать благородных. Тем более, что с мытьем у аристо Эдатрона было все-таки получше, чем у их коллег в земной истории, которые мылись только два раза за всю жизнь, при рождении, когда их окунали в купель при крещении, и в посмертии, чтобы омыть тело для погребения. Причем, последнее могло произойти при большом везении, если было время, находились соратники, готовые совершить последний обряд и было собственно тело, которого могли и не найти после битвы.
Нет, местные аристо воды не боялись и даже мылись, если она была в наличии, но большой приязни к этой процедуре не испытывали. Есть — хорошо, нет — еще лучше, куда проще нацепить на шею мешочек с различными семенами или цветами, размолотыми в порошок и пропитанными ароматической смолой или эфирным маслом. Существовали самые разные рецепты наполнителей для таких своеобразных ладанок, от любовных до защитных, но все они выполняли две основные цели: защитить своего хозяина от злых духов, которых в этом мире, при отсутствии дьявола было великое множество, и забить своим ароматом дурной запах от давно немытого тела. Так вот у Хромого явно была ладанка с семенами укропа. Скорее всего там было и еще что-то, но запах пахучего растения все перебивал. Наверно обильно выступивший пот смочил полотняный мешочек, и сейчас несчастный калека просто благоухал огородом.
— Рассказывай. — потребовал Карно. — И запомни, это твой последний шанс.
На Хромого смотреть было жалко, до того тот выглядел потерянно. Куда-то делись вся его воля и уверенность в себе. Тихим голосом, без эмоций он монотонно рассказывал о том, что творилось в Эдатроне во время и после позорно проигранной войны. Даже Карно было интересно про это послушать, который хоть и помнил про эти события, но мог судить о них только с узкой точки зрения вояки-тысячника, ничего, кроме казармы да поля боя, не видевшего. Что же говорить про Леко и Ольта, для одного из которых это было как предания старины глубокой, обросшие легендами, а для другого так вообще чем-то новым и ранее невиданным. Впрочем, сопоставляя услышанное с земной историей, он, как какой-то поэт, мог сказать, что ничто не ново под луной.
Хромой, уткнувшись глазами в пол и с равнодушием на все плюнувшего человека, бубнил свою историю, а Ольт сравнивал, ловил похожие моменты и делал свои выводы. История Эдатрона до завоевания ему была более-менее известна из рассказов местных жителей, но вот то, что произошло после войны, то здесь их мнение было несколько однобоко, так как представляло из себя только жалобы лесовиков на притеснения со стороны завоевателей. Хромой же рассказывал, как это выглядело с точки зрения старых дворянских родов и Северного Союза. Или вернее выражал взгляды на ситуацию одного из его представителей, занимающегося не последнюю строчку в иерархии северных князей. А именно — герцога Вайхенодра Красного, сидевшего в данный момент на троне наместника Центральной провинции. Самой главной провинции, где находился город Эдатрон, столица бывшего одноименного королевства.
Как понял Ольт, герцог был не удовлетворен настоящим положением дел и его не устраивала власть Совета Старейшин, которая контролировала каждый его шаг. Эти впавшие в старческий маразм бородачи, со слов Хромого, сосредоточили в своих руках власть над всей завоеванной территорией, не чуя, что настали новые времена, и никак не хотевшие делиться даже маленькой частью попавшей в их руки властью. Это никоим образом не устраивало воинственного и властолюбивого герцога, и он, вкусивший власти и увидевший, как могут жить короли, задумал, немыслимое дело, свергнуть зажравшихся старцев с их Олимпа. Он, когда-то бывший мелким северным вождем, имевшим в своем подчинении небольшое дикое племя, узнал, что такое власть, когда сотни и тысячи воинов повинуются одному твоему мановению руки, узнал, что такое настоящие богатство и роскошь и увидел, чем отличается дворец короля от каменного дома, в котором все вместе живут хозяева с дружиной, их рабы и их козы. Естественно ему, поднявшемуся наверх только благодаря своим воинским талантам, захотелось большего и единственной преградой ему были старцы из Совета Старейшин.
Этого же желали и оставшиеся в живых эдатронская аристократия, которую не устраивал какой-то Совет Старейшин. Монархия — вот единственный строй, который они знали и признавали и для них лучше был король-иноземец, чем свора старых маразматиков. Тут-то и встретились желавший единоличной власти новоявленный герцог и бывший граф Крайденвильт Застеной. Опытный и хитрый царедворец после потери своего хозяина, короля Эдатрона Мальта Четвертого, как раз искал нового хозяина. В свое время по поручению своего властного патрона он вывез и спрятал хоть и хорошо пощипанную, но все же еще достаточно весомую королевскую казну. Но пока он искал тайное место для пяти возов с золотом и драгоценностями, с его царственным хозяином приключилось несчастный случай, ему отрубили голову. Тут бы графу и пуститься во все тяжкие, имея на руках такие сокровища, но вот такой выверт судьбы — он оказался патриотом-монархистом, и за неимением человека, имевшим право надеть корону королевства, ввиду полного вымирания династии, стал искать на эту роль того, кто этого достоин. На этом перекрестке и сошлись пути мятежного герцога и ушедшего в подполье графа.
Надо сказать, что их замыслы не возникли на пустом месте. Когда после завоевания на земли Эдатрона хлынули полчища северных соседей, у которых даже язык, впоследствии долгого соседства, оказался схожим, то еще большие массы завоеванного народа просто растворили в себе завоевателей. Северяне оказались народом простым и неприхотливым, земля их была скудна и камениста и, если им не хватало хлеба, они просто шли к соседу и отбирали у него кусок, зачастую вместе с жизнью, чем сосед, естественно, был недоволен. И, идя за куском к соседу, надо было быть готовым к тому, что плату с тебя возьмут твоей собственной головой. Но, как уже было сказано, ребята они были простые, о том, что можно было просто попросить, они и не задумывались, да и кто бы им дал. Соседи ведь были такие же. Поэтому на Севере даже мальчишка, сумевший поднять и взмахнуть боевым топором, уже считался воином. И поэтому же, если что, то дрался весь род и это было наверно самым главным достоинством северян. Что-что, а друг за друга они стояли горой.
И любой вояка, заимевший настоящий меч, что было в их краях редкостью, и сколотивший банду человек в пятьдесят, уже считался князем. И вот такие князья после завоевания вдруг оказались среди эданского изобилия, конечно по меркам севера. И мысли их закрутились уже не вокруг куска хлеба. Захотелось власти, почета и всех тех внешних атрибутов этому соответствующих. И тут-то и повылазила вся бывшая недобитая эданская аристократия. Всех храбрецов и настоящих бойцов выбили в войне, остались трусы, подхалимы и льстецы, пошедшие на службу новой власти. И вот они-то, сами того не зная и не желая, и победили суровых северян, внушив простым воякам, что те достойны гораздо большего.