Месяц, что он провалялся в постели не прошел даром и для дел обеих дружин и всей деревни в целом. Не зная, чем себя занять, мозг, привыкший перегонять через себя массивы информации, искал выхода в новых идеях и в воспоминаниях полезных знаний. Раньше-то он мог сжигать свою энергию в изнурительных тренировках, доводя свое тело до изнеможения, но сейчас волей-неволей пришлось заняться прогрессорством. Конечно он не собирался изобретать порох и делать автомат Калашникова или командирскую башенку на Т-34, но усовершенствовать метательные машины ему сам Единый велел.
Вельт и взятый им в ученики Кольт, сын Жаго, ежедневно приходили в его дом, чтобы получить очередной урок. Много Ольт им не рассказывал, но объяснил зачатки сопромата и на самом примитивном уровне объяснил и показал, что такое геометрия и математика. Оказывается, знал и помнил он не мало, плюс к долгой и разнообразной жизни, но если в своем мире с таким багажом знаний он так и остался бы на уровне продвинутого пользователя, не один ведь он был таким умным, то здесь наверно не каждый ученый обладал тем, что было у него в голове. А если взять еще и физику с химией… Тем более, что он мог не только преподать теорию, но и на практике показать, что и как. Правда лишнего он старался не говорить, а только самый необходимый минимум.
Слушатели уже не удивлялись его познаниям, только все пытались вызнать, откуда они у него. Пришлось вспоминать старую сказку о некоем таинственном и мудром отшельнике, мореходе и искателе приключений, который нашел и приютил заблудившегося мальчугана. По наработанной схеме Ольта этот старикан оказался не только хорошим учителем, но и гениальным ученым, которому были известно многое, из того, до чего люди еще не додумались. Конечно тогда возникал вопрос, откуда сам отшельник все это знает и где набрался таких знаний, но тут уж Ольт пожимал плечами и делал скорбное лицо: «Ничего о себе мудрый старец не рассказывал, может набрался в этой своей таинственной заморской стране, но так и умер, не признавшись ни откуда родом, ни кто таков вообще по жизни». И делал многозначительное лицо и пусть слушатели сами догадываются о том, что на самом деле рассказал мудрец своему юному ученику.
Правда сам ученик, по признанию самого Ольта, в следствии юного возраста и, тогда еще постыдной, неграмотности не смог полноценно оценить и перенять весь научный гений отшельника. Но зато многое из того, что осталось в мальчишеской голове было вбито своему ученику крепко накрепко. Ну здесь уже юному лектору и слушателям выбирать не приходилось, что смог, то смог и пусть они будут благодарны и за это. Благодарны они были, но про себя видно думали, что вот если бы они в свое время оказались на месте Ольта, то… то они-то ого-го! Ольт про себя посмеивался и радовался удачной придумке, теперь можно было сваливать все, что он не помнил или не хотел говорить, на маразм хоть и гениального, но, увы, старого, наполовину выжившего из ума, отшельника.
Он и имя «вспомнил», такое же выдуманное, как и сам персонаж — Архо Мед. И пришлось этому самому Архо Меду становиться не только опытным мореплавателем, искусным рукопашником и знатным фехтовальщиком, но и еще крупным ученным. Поэтому, уже ничего не опасаясь, рассказал благодарным слушателям о том, что такое винт Архимеда, рычаг и точка опоры, напрягшись, выдал и хорошо подзабытый закон Архимеда о том, что тело, погруженное в воду… ну и так далее, и как смог показал и объяснил на живых примерах, погружая в кадку с водой различные предметы. Рассказывая им о сопротивлении и упругости, он тут же напомнил о метательных машинах, стоящих на стенах городка и предложил найти наиболее подходящий материал на торсионы. Пусть ищут и экспериментируют сами. Занятия их проходили тихо, он рассказывал и объяснял, слушатели внимали и писали.
Вообще придумка о Архо Меде сильно выручала его в том прогрессорстве, которое он проводил. На все неудобные вопросы он мог с честным взглядом своих синих глаз отвечать, что вот именно эти темы он пропустил или не запомнил. Какой спрос с мальчишки, если на момент обучения ему было зим семь или восемь? Самым настырным просто говорил, что именно так, как предлагает им Ольт, думал и делал сам непогрешимый Архо Мед и все вопросы сразу отпадали. Авторитет великого ученного, старательно поддерживаемый и раздуваемый Ольтом, поднялся до небес и уже никем не оспаривался. Были даже очевидцы, обычно среди бывших бродяг, которых было немало между наемников и охранников каравана, и которые встречались с легендарным Архо Медом где-нибудь на бесконечных дорогах Эдатрона. Ольт не возражал и даже поддерживал эту версию, говоря о том, что неугомонный путешественник немало побродил по стране, прежде чем осесть в глухих дремучих лесах на севере.
Потом проведать больного обычно приходил Карно со своими сотниками, а дружина выросла до таких размеров, что полусотники стали сотниками, а шум стоял, как во время боя. Впрочем, бои и происходили, только словесные. Ольт, пользуясь сказкой о Архо Меде, рассказывал и показывал им древние сражения, рисуя на своей доске схемы расположения войск и амуницию и вооружение римлян и греков, монголов и рыцарей, персов и древних египтян, заставляя Карно и сотников только удивляться универсальности знаний ученого. Он учил вояк думать, а как бы они поступили на месте Македонского или Ганнибала, Чингиз-хана или Карла Великого. Причем, мягко и тактично задавая вопросы, вынуждал думать не только о тактике, как выиграть сражение, но и уметь размышлять стратегически, о том, как выиграть войну. Тогда Карно и три сотника поднимали такой хай, с хватанием за меч и потрясанием кулаками, что в первый раз, когда это случилось прибежала встревоженная Истрил и быстро показала им и тактику, и стратегию. Им еще повезло, что в это время она мыла полы, а не катала тесто на лапшу, потому что мокрая тряпка по убойности не идет не в какое сравнение со скалкой. А мокрые лица… Так не сахарные, не растают.
Кстати сахар здесь он увидел впервые, когда ему, как больному купили и принесли три маленьких мутных кусочка чего-то коричневого и липкого, для чего Бенкас, заплатив большие деньги, специально делал заказ попутному каравану в центр провинции город Крайвенск. Когда Ольт увидел это чудо, то надолго задумался. Но потом, что-то решив, плюнул и оставил этот вопрос до весны. А Карно и его сотники с тех пор у него в комнате разговаривали яростным шипящим шепотом. А что делать? Эмоции-то зашкаливают, а выйти никак — главный эксперт пластом лежит и никак не транспортабелен.
Труднее всех в этом случае пришлось Леко, который тоже уже был сотником. Его раны, хоть и многочисленные, и болезненные, но не задевшие никаких важных органов, не позволяли ему сильно напрягаться, а ему непривычно было, с его гулким басом, говорить вполголоса. Наверно потом, так как Ольт был уверен, что их споры наверняка продолжаются и за стенами его дома, он отыгрывался по полной, но в комнате сидел молча, лишь страдальчески морщась, когда оппоненты несли, по его мнению, явную чушь.
Как-то среди прочих его навестила Гэла, которая вместе со всем ее выводком оказывается переехала в Карновку, соблазнившись отдельной избой и «вдовьей помощью», как окрестили местные жители золотой, выдаваемый Брано вдовам при потере кормильца. Она сильно смущаясь поблагодарила его за помощь, пожелала скорейшего выздоровления и на прощание передала хороший такой, здоровенный кусок копченной сомятины и пригласила на рыбалку. Оказывается, она раз в две недели ездила ловить рыбу, только не в город, а в другое место на реке, которое нашла сама и которое было гораздо ближе. Смущаясь, похвасталась новыми крючками, сделанными из стали, которые ей подарил приехавший вместе с ней в Карновку узелковский кузнец Стино Звон и сейчас находившийся в учениках у мастера Кувалды. Он бы тоже пришел, но непонятно почему стесняется. Она тоже стесняется, но долг благодарности обязывает. А вообще-то она сильно занята и почти постоянно находится на промысле или, в свободное от рыбалки время, занимается копчением улова, построив на своем участке коптильню по его советам. Дела шли хорошо, рыба уходила влет в самой Карновке, а она еще возила ее в Узелок. Ольт конечно же ответил согласием на рыбалку.
Так Ольт и провел целый месяц, который, благодаря многочисленным посетителям, пролетел довольно быстро и незаметно. Наконец Истрил разрешила выходить ему на улицу, где он сидел на лавочке возле ворот. Вообще-то забор и ворота были только у домов Карно и Истрил. Еще дом и лавка Брано были огорожены крепкой высокой оградой, но ему без нее было никак нельзя. За лавкой находились карновские склады и на ночь там выпускались здоровенный злые псы. А остальным заборы были без надобности. Воткнут в землю с десяток кольев или штакетин, купленных на лесопилке за медяк, чтобы чисто символически обозначить границу участка, и на этом успокаивались. И правильно, зачем городить забор и тратить деньги на ненужную вещь, если сам городок хорошо защищен внешней стеной.
Само поселение сильно разрослось и почти не осталось свободных участков. Еще не городок, но и деревней называть Карновку уже язык не поворачивался. Сейчас и сам Крильт не узнал бы разбойничье пристанище. Окруженный рвом и земляным валом с пятиметровыми стенами внушали почтение, а еще более высокие привратные башни, с установленными на них метателями, вообще создавали впечатление неприступности.
Каждый день по утрам Карно устраивал утренний развод, на котором назначал дежурную полусотню. Обычно из этой полусотни по десятку направлялись на башню, которых было четыре штуки по числу ворот в Карновку и один десяток ходил по улицам городка, следя за порядком. Остальных воевода разгонял по полигону на учения, план которых он составил вместе с Ольтом. Обучением своей дружины строю, воинским приемам и тактике малых и больших воинских соединений Карно занимался самозабвенно и с полной самоотдачей. Даже по совету Ольта, куда ж без него, завел барабанщика и трубача, и они все вместе разрабатывали сигналы, нужные для руководства дружиной в бою. Кстати с трубачом вышла заминка, не знали здесь, что горн или тем более сигнальная труба. Пришлось искать альтернативу и выход нашли, приспособив к делу пастуший рожок, самую малость его переделав. Так что воеводе дел было выше крыши, но он не жаловался и наоборот искал все новые и новые. Нашел себя человек, нравилось ему командовать. Дружинники ворчали и жаловались на трудную службу, но никто не собирался уходить. Они и сами видели, как та безобразная толпа, которой они когда-то были, на их глазах превращается в настоящее войско. Тем более и сам воевода, не жалея себя тренировался вместе с ними, а на их спарринги с Леко двуручными мечами сбегались посмотреть не только дружинники, но и половина Карновки, все, кто не был в это время занят. Дружина Карновки составляла уже триста двадцать воинов, не каждый граф имел такое войско, и поэтому пока ее хватало на все. Впрочем, у них в подчинении и было целое графство, хотя сам граф Стеодр был пока не в курсе. Информировать его собирались весной, когда начнут обживать Узелок. Планов было много, но пока пришлось их приостановить. Наступала зима.
Впрочем, хотя планы и были пока приостановлены, дел все равно хватало. Карно готовил снаряжение для одной полусотни, которую готовили по образцу, предложенному Ольтом. Для этого пришлось посвятить в свои планы Кромбильта Дильта, того самого воина, которого как-то Карно назначил десятником обоза. Теперь он стал полусотником и вовсю развернулся на ниве командования хозяйством дружины. У мужика оказался явный талант, по тому, как из ничего сделать что-то. Наверно он был хорошим воином, но хозяйственником он оказался еще лучше, и никто уже просто не представлял, как раньше дружина обходилась без него. Ольт с ним немного позанимался, как в свое время с Брано, а там он уже сам завел свои берестяные свитки, где учитывался каждый гвоздь и любая портянка.
Карно объяснил ему, какой он видит будущую дружину и Кромо, как его называли дружинники, с жаром взялся за дело. Первым делом следовало обеспечить каждый десяток соответствующим оружием. По мнению Ольта и согласившегося с ним Карно каждому воину было положено иметь щит, меч и три дротика-пилума. Кинжалы, ножи и топорики никто не считал, они считались личными вещами и каждый сам выбирал, таскать ему лишнюю тяжесть или так обойдется. После долгих раздумий и споров воевода согласился, что свою дружину он будет комплектовать по образцу римских легионов. И вот здесь начиналось различие в вооружении воинов десятка. В конце концов сошлись на том, что в десятке должно быть четыре мечника, три копейщика и три лучника. Соответственно вооружение требовало и соответствующую тактику и в этом Карно стал докой, выпытывая у Ольта мельчайшие подробности долгими осенними вечерами. Ольт не считал себя особым знатоком римской тактики, но знал хотя бы основы, и он честно делился с Карно всем, что знал и что мог вспомнить. Так что можно сказать, учились они вместе. Вечерами рисовали на доске построения, схемы защиты и нападения, различные типы вооружения, а днем, взяв сотню Леко за экспериментальную, проверяли свои выкладки. Тренировали воинов и тренировались сами, учась при различных типах боя применять различное построение.
Так потихоньку, в мучениях и спорах рождался новый тип армии, невиданный еще в местных краях. А тут еще Ольт предложил сформировать сотню конницы, применения которой Карно пока не видел и не представлял зачем создавать новый род войск, нетипичный для лесного воинства. Уже было набрано два десятка будущих конников, но пока они только числились всадниками. Все их отношение к кавалерии выражалось пока только любовью к лошадям и уходом за пятеркой одров, которая смогла выделить им деревня. На обучение пока хватало, но с нетерпением ждали заказанных коней от Бенкаса Лиса.
Карно еще не мог решить, какого типа конницу следует создавать. Ольт его убеждал, что им нужна легкая кавалерия, типа монгольской, Карно же нравилась тяжелая рыцарская конница. Вояка, что с него взять. В любом случае мелкие крестьянские лошадки не годились ни для того, ни для другого. Пришлось заказать Бенкасу покупку хороших скаковых коней. После мучительных раздумий Карно согласился на легкую кавалерию и то только потому, что ее было легче вооружить. Слава Единому, хоть о деньгах думать не приходилось, золота еще оставалось предостаточно. Кубышки Крильта, графского управляющего и баронов хватало на все и конца пока не было видно. А ведь еще был законсервированный прииск, о котором теперь, после смерти Жаго, знали только три человека.
По первому снегу воевода собирался проехаться по графству. Посмотреть, как живут без надзора баронов крестьяне и объяснить народу «политику партии и правительства». Для этого он и экипировал срочно пока хотя бы одну полусотню, а это было еще тем делом. Ведь надо было не только экипировать и вооружить всадников, но и требовалось обеспечить всякой конской сбруей и четвероногих членов конной дружины, а это было проблемой. Так-то крестьяне имели конечно конскую упряжь, но была она специфической, приспособленная только для пахоты земли и езды в упряжке, поэтому найти в деревнях различные хомуты еще было можно, а вот простое седло, так это не к ним. Не по чину было. Верхом имели право ездить только всякие аристократы. Впрочем, деревенские мальчишки все равно катались на лошадях, но без седла, узды и тем более стремян. Да и было-то тех лошадей, одна-две, хорошо — три, штуки на деревню. Хорошо один дружинник раньше работал учеником шорника в городе, так что ему срочно подобрали помощников и переквалифицировали в седельных дел мастера. Пришлось обещать ему должность десятника, но только после того, как обеспечит конской сбруей сотню лошадей и оставит после себя не менее трех мастеров. В общем подготовка к первому зимнему походу шла полным ходом.
Ольт сидел на лавочке и довольно жмурился под неяркими лучами слабенького осеннего солнышка. Все, проходящие мимо ворот и завидев его, уважительно здоровались кивком или даже полупоклоном. Как-то раньше он не замечал этого, потому что все было на бегу, в вечной спешке, но сейчас невольно заметил, да и как не заметить, когда тебе прямо в лицо говорят приветствие, да еще, по-деревенски многословно, желают скорейшего выздоровления и сопровождают всю речь пусть и коротким, но поклоном. В ответ он тоже кивал головой и желал здоровья и его почему-то не нервировало такое открытое участие, насколько он раньше не любил людей, настолько теперь ему было приятно такое внимание. Может потому, что оно было искренним и без всякой задней мысли.
Из ворот вышла и присоединилась к нему Истрил. Она молча уселась рядом с ним на лавочке. А зачем слова, когда все хорошо? Так они и сидели, а солнце, хоть и неяркое, но при длительном сидении, довольно теплое исправно купало их в своих лучах. Скоро зима, что чувствовалось по полуголым уже деревьям и по холодному воздуху, а там уже и до первого снега недалеко. Наверно раньше бы народ с тревогой ожидал этих времен, лихорадочно подсчитывая в уме сделанные запасы и проверяя зимнюю одежду, но сейчас в окружающих не чувствовалось опасений перед будущими холодными и голодными днями. И это было хорошо. Если еще Карно успеет до настоящей зимы снарядить полусотню, то вообще будет «кавайно», как говорила одна его знакомая в той, уже подзабытой, жизни.
Проедутся по окрестностям, помогут людям, ведь наверняка еще не все готовы к зиме. Надо не забыть сказать Брано и Кромби насчет обоза. Пусть побольше затарят его зерном и одеждой. Плавное и неторопливое течение мыслей прервал резкий шум. Ольт, который казалось пригревшись, задремал, лениво приоткрыл один глаз. Ну да, кто бы сомневался, кто еще может создавать столько шума, топота и визга? На лавку, с другой, незанятой от Ольта стороны, плюхнулась Оли. Лицо было потным и разгоряченным, с блестящими, горящими от возбуждения глазами. Опять с кем-нибудь спорила, а может даже и подралась. Впрочем, она сейчас не дралась, а пристыженная отцом и Ольтом, проводила спарринги. Возле нее крутился вечный попрошайка и подлиза — Лако. Он уже вымахал с большую собаку и был раз в три толще любой из них. Удивительно, как быстро вырастают дети, когда их видишь изредка, пусть даже это и медвежата. Поодаль остановилась Олина свита, которая постоянно таскалась за своей предводительницей, уважительно поглядывая в сторону Истрил. Один только Тринвильт подошел и с достоинством поздоровался. Ну да, он же сын барона, пусть и без наследства и безземельный, ну так — какие его годы.
— И тебе того же, Кремень. — ответил на приветствие Ольт. Истрил же приветливо и ласково кивнула головой. У нее все было просто и отношения с людьми она строила на том, нравится ей человек или нет. Тринвильт Кремень ей нравился. Да и Ольту он был симпатичен своей честностью, целеустремленностью и смелостью. А судя по тому, как он обхаживал еще совсем юную и не понимавшую своего положения Оли, так и дураком он не был тоже. А то, что он обхаживает дочь воеводы, было понятно даже слепому. Какие же они тут совсем бесхитростные. В отсутствие Ольта он взялся помогать Оли в тренировках малой дружины и преуспел в этом, частенько тормозя зарвавшуюся в своем стремлении девчонку получить все и сразу. Авторитет его в малой дружине возник не на пустом месте.
— Чего сидим? — тут же взяла в свои ручки Оли. — Ты как? Может сбегаем на нашу поляну, покажем, чему мы научились. А хочешь, прямо тут и сейчас покажем? Эй, Доно…
— Подожди, Оли. Не зови пока, не надо. А вот к вам у меня есть разговор. — Ольт посмотрел на сестру и Кремня. Те сразу насторожились. Сразу почуяли, что услышат что-то важное.
— Спросить хочу, как у вас дела обстоят с ниндзями? Тренируетесь или забросили?
— Скажешь тоже! — тут же запротестовала Оли. — Тренируемся конечно.
— А чему и как?
— Ну как ты рассказывал. На деревьях висим — кто дольше, на стены учимся забираться, рукопашней занимаемся… Много чего короче.
«Рукопашней» Оли назвала рукопашный бой, который Ольт понемногу давал малой дружине. Сами дети и сократили. Некоторые вообще сократили и переиначили рукопашный боя до «рукобой». Коротко и ясно для детей, которые вечно торопятся жить, и Ольт ничего не имел против. Если им так удобнее, то ради Единого.
— Понятно. А как вы посмотрите на то, чтобы создать целый десяток, а то и полусотню ниндзя? Наберете туда малолеток, чем младше, тем лучше, лет так с шести-семи и лучше всего будет сирот. Или взять детей у вдов, которым трудно прокормить детей. Кто-то и сам приведет своих детей, ведь они будут на полном обеспечении деревни. А так и дети будут живы и здоровы и матери спокойны.