Они чуть не подрались за право первым занять мое место, но затем чуть не сорвали мне тренировку, наперебой советуя моей первой замене, как именно представлять себе физический контакт с каждым из них. Пришлось рявкнуть и предложить им продемонстрировать свои пожелания наяву. В раздавшемся гоготе один было решился, и пыхтящий от злости объект насмешек тут же оправдал высокие стандарты Стаса. На этот раз я сам остановил тренировки — чтобы он научил меня этому приему.
Все последующие сольные выступления состояли из двух частей — у каждого из обучаемых мной карателей обнаружился свой личный трюк. Как ни странно, раз за разом сбивая меня с ног и тыча физиономией в землю, они потом с куда большей готовностью следовали моим указаниям во время нашего основного обучения.
Меня же, несмотря на вопящие мышцы и уже намечающиеся синяки, постепенно отпускало раздражение — определенно этот день не впустую прошел.
Затем я оставил их упражняться друг на друге и вышел в коридор. Сквозь двери, в которые увели новичков, доносились звуки, типичные для начала подготовки к высоким стандартам: пыхтение, глухие удары и резкие окрики инструкторов. Эту часть точно можно пропустить — подключусь, когда хоть какие-то результаты пойдут.
За дверью, за которой изолировали Татьяну, наоборот, слышалось неторопливое журчание спокойной речи. Я бы даже сказал, задушевной дружеской беседы.
Раздражение вернулось. Я за полдня целую бригаду обучил, а она все с одним и тем же возится? Она забыла, с кем дело имеет? На увещевания у карателей иммунитет — они только приказы понимают. Вот я, к примеру, сразу сегодня правильный тон взял — и дело пошло.
Из-за двери меня так хлестнуло короткой резкой фразой, что я невольно отшатнулся. Святые отцы-архангелы, неужели я внушил? Или безликие они опять подсуетились с воплощением любой моей мысли? Или Стас еще одну приманку ей подсунул — право командовать его подчиненными еще до принятия ее к себе в подразделение? А чего — пусть она заранее тренируется, а они — привыкают.
Настроение вконец испортилось. Вернувшись в «пещеру», я какое-то время наблюдал, прямо у двери, за уверенными исчезновениями и появлениями моих сегодняшних подопечных. Они вошли в такой раж, что даже не заметили моего возвращения.
— Так, все, — громко хлопнул я, наконец, в ладоши. — Все молодцы. Всем спасибо. Все свободны.
— Еще чего? Какое свободны? А волну настроить? — посыпалось на меня со всех сторон, и я в самых ярких образах мысленно помянул высокие стандарты Стаса. Особенно в той их части, где собратьев в угол загоняют и за язык их там хватают.
— Я помню, — строго ответил я всем его энтузиастам. — Я сказал прекратить этот бардак. Вам было велено в парах работать или на всех без разбора кидаться? Все по местам расселись — мысленную волну нужно индивидуально настраивать.
Инструкторы Стаса переглянулись. Хмурясь.
— Командир сказал, общую найти, — произнес один из них. — И ему доложить, для координации, чтобы без разброда и шатаний.
Через час я понял причину отсутствия какой бы то ни было демократии в силовых структурах — без разброда и шатаний они умеют только прямые приказы выполнять. Поиски общих воспоминаний в творческой дискуссии опять чуть дракой не закончились.
Каждое предложение любого из них встречалось шквалом критики, немедленно переходящей на личность говорящего, которого обвиняли в стремлении выпятить свои персональные заслуги в предлагаемой ситуации.
Вышеупомянутая личность тут же отвечала взаимностью, напоминая критикам, что если бы не их вопиющие ошибки, они бы тоже могли блеснуть успехами.
В ответ критики сыпали примерами его собственных промашек в других операциях, блистали остроумием в их оценке и вызывались сходить за своими собратьями, трудящимися с новичками, для подтверждения их слов.
Элементарный получасовой поиск общей точки соприкосновения грозил обернуться превращением службы внешней охраны ангельского сообщества в сборище враждующих кланов. И что-то подсказывало мне, что начальник этой службы ни на секунду не задумается, кого назначить ответственным за этот раскол.
— Замолчали все! — грозно рыкнул я, вспотев при мысли о вежливых расспросах Стаса, не обсуждалась ли с темным гением идея внесения смятения во вверенное ему подразделение. — Больше никаких дискуссий — отвечать только на мои вопросы.
У них словно звук у всех отключили — рты захлопнулись, спины в струнку выпрямились, лица повернулись ко мне и глаза уставились на меня с ожиданием и готовностью.
На этот раз я покрылся холодным потом — узнай Стас о моей неизменной способности держать любую ситуацию под контролем, он и мне специальную должность у себя изобретет. Цербером над его костоломами. Чтобы Татьяне легче их координировать было. Такой аргумент мне не то, что руки — всего меня в бараний рог скрутит. И прощай возвращение в родной отдел.
— В качестве общей волны, — срочно вернулся я к обычному тону, — нужно выбрать воспоминание, объединяющее всех вас и не очень явно в глаза бросающееся. В какой операции вы все участвовали?
Они вновь переглянулись. Задумчиво.
— Нет таких, — решительно заявил, наконец, один. — Вот разве что логово темных однажды штурмовать пойдем…
— Без рассуждений! — снова не сдержался я. — На земле есть место, которое вы все посещаете? Не знаю, бар какой-нибудь, — добавил я, вспомнив разговоры Стаса о внеочередной увольнительной, которую ему пришлось дать своему подчиненному, доставившему наши воспоминания.
На этот раз они переглянулись с острым любопытством. Взаимным.
— У каждого свои предпочтения, — уклончиво ответил другой под аккомпанемент коротких смешков.
— А у нас? — не сдавался я. — Ваш этаж не пойдет — слишком явно. Этот павильон тоже. Где еще бываете?
— Да нигде, — ухмыльнулся третий. — Что мы там забыли? Но если надо… — Он поиграл бровями, косясь на соседей. — Вон к внештатникам можно наведаться…
Снова послышались смешки. Нездорово оживленные.