Последним из палаты вышел Тень. Трудно было сказать, произвела ли на него впечатление чистка памяти, но держался он вполне обычно. Нам с моим ангелом не оставалось ничего другого, как последовать за остальной группой вместе с ним.
— Странно, — вдруг произнес Тень, ни к кому конкретно не обращаясь, — мне казалось, что эта процедура вызовет у Вас особый интерес.
— Это еще почему? — спросила я, также глядя прямо перед собой.
— Чтобы понять, что с Вами случилось… что с Вами сделали, — быстро поправился он, когда я зашипела. — Чтобы понять, где они не доработали, каким образом лазейку Вам оставили для возвращения памяти.
— Нет уж, спасибо, — ядовито усмехнулась я. — Я этих живодеров видеть не хочу.
— Я бы их скорее хирургами назвал, — невозмутимо ответил мне Тень. — Эти отрицательные, разрушительные эмоции, они ведь как раковая опухоль — если ее не удалить, она весь организм уничтожит.
— Давайте еще про лоботомию вспомните, — предложила я ему с яростью.
— А почему нет? — искренне, казалось, удивился Тень. — Если у маньяка удалены центры агрессии, это может спасти немало жизней. Так и здесь. Кто может спокойно жить рядом с таким эмоциональным насильником, включая его самого?
Я вдруг обратила внимание, что мой ангел никак не участвует в этом разговоре. Я скосила на него глаза и увидела, что он идет, глядя себе под ноги и сосредоточенно сведя брови на переносице, словно каждое услышанное слово запоминает. Он эту галиматью еще и запоминает? Про преимущества лоботомии людей?
— Хорошо, — тряхнула я головой, — а как насчет этого ангела, там? — Я махнула рукой себе за спину. — Вы же не думаете, что специально для нас пациента с земли доставили?
— А вот это действительно странно, — задумчиво произнес Тень. — Я думал, что ангелы в состоянии сами от ненужного балласта избавляться.
— Давайте подождем, пока Вы таким ангелом станете, — подал наконец голос мой ангел, поднимая на Тень прохладный взгляд. — Возможно, однажды мы придем к Вам на тренинг.
— Сочту за честь, — склонил голову Тень на пороге павильона, и добавил, что хочет немного прогуляться.
По-моему, мы с моим ангелом восприняли его слова с одинаковым облегчением.
— Ну, и как тебе это нравится? — воскликнула я, как только мы отошли на достаточное, с моей точки зрения, расстояние.
— Он очень логичен, — медленно и раздельно произнес мой ангел.
— Логичен? — задохнулась я. — Значит, если где-то заболело — резать? Закололо — опять резать? И так раз за разом, пока от человека один безмозглый обрубок не останется?
— Интересное сравнение, — загадочно бросил мой ангел, и внезапно встряхнулся. — Ладно, давай лучше о тебе. Может, мне поговорить с их инструкторами, чтобы тебя больше на чистку памяти не посылали?
Не пришлось. Похоже, все эти групповые визиты к пациентам имели также целью определить границы наших возможностей.
Прямо на следующий день, с самого утра, каждого из нас приставили к отдельному целителю. Мне такая перемена понравилась: и видно все вблизи лучше было, и целитель многие свои действия комментировал, и вопросы мне всегда легче задавать было без толпы вокруг.
Мой ангел снова надулся.
Но ненадолго. Однажды я наблюдала за работой целителя над случаем полного противопоставления себя злобному миру и ответной агрессии. Пациент подозрительно зыркал на целителя, отвечал на вопросы резко, даже грубо, или вообще угрюмо молчал.
Я словно воочию увидела Игоря — в тот его период, когда он начал воевать со своим наблюдателем, а заодно и со всем миром, включая нас с моим ангелом. И в конце концов, как тот ни злился, именно мой подход к нашему сыну оказался верным.
— Можно, я попробую? — неожиданно вырвалось у меня.
Я спросила у пациента, были ли у него когда-нибудь домашние животные. Он хлопнул глазами и злобно скривился. Да, у него была собака. Которую отравили — специально выследили, где они гуляют, и яд подсыпали.
Я сочувственно покивала и попросила его рассказать, как она к нему попала, какой у нее был характер и как они ладили. Он буркнул, что нашел ее — какие-то мерзавцы выбросили ее на улицу в преддверии зимних холодов. И характер у нее был лучше, чем у большинства людей. И ладили они отлично — соседи только постоянно скандалы из-за ее лая устраивали.
Я терпеливо выслушала его и вновь увела своими вопросами от людей к его собаке. Как она выглядела? Как встречала его? Где спала? Что на улице делала? Проказничала? Выпрашивала угощение, умильно сводя брови домиком?
Через час с небольшим в моих вопросах уже не было надобности — черты лица его разгладились, глаза потеплели и на губах даже улыбка иногда мелькала. И говорил он без умолку — в памяти его оказался бесконечный запас забавных и трогательных историй.
Вот бы Игоря тогда так легко растормошить было — правду говорят, что близких ни лечить, ни учить нельзя.
— До завтра? — неожиданно спросил этот пациент, когда мы с целителем уходили.