— Соскучилась? — прозвучало через мгновенье прямо у меня над головой.
— Ты уже вернулся? — Я отняла руку от лица и зевнула, чтобы воздух в легкие набрать.
— Я летел, — сделал он мне знак рукой подвинуться.
— Нет, идем в комнату, — села я на шезлонге. Пока никаких обниманий — мне нужно от бега остыть. — Расскажи, как все прошло.
Судя по словоохотливости моего ангела, сдача этого отчета прошла намного лучше, чем первого. Его никогда нельзя было остановить, если ему было, чем хвастаться. Он туманно намекнул мне на глубокую, содержательную беседу с руководством и на живой интерес последнего к его мнению.
Меня же больше интересовало, не направило ли вышеуказанное руководство свое внимание на некоторые аспекты конкретно моего обучения. Мой ангел хитро подмигнул мне и сообщил, что в отчете был указан лишь общий рейтинг студентов нашей группы, а в своих заключениях он искусно оставил меня в тени.
Я шумно выдохнула — мой ангел довольно расхохотался.
До самого вечера меня не оставляло ощущение, что настроение моего ангела неуклонно улучшается с каждой минутой нашего отдаления от подготовительного курса у Стаса. И хотя на отдых перед следующим, у целителей, нам дали всего один день, утром мой ангел все также был полон воодушевления и оптимизма.
***
Павильон целителей располагался в стороне от всех остальных, и его внутреннее устройство пронзительно напомнило мне земные больницы — прямо как та, в которой мы Марину после аварии навещали. Там были одни сплошные коридоры с комнатами-палатами по обе стороны. Правда, в отличие от земных палаты эти были одноместными.
Помещение для врачей… нет, целителей располагалось прямо у входа в павильон, и там-то мы и прослушали вступительную лекцию.
И слушали ее потом каждое утро, перед тем как к пациентам направляться — прямо как знаменитые пятиминутки в земных больницах, которые иногда на добрый час растягиваются.
Каждый раз нам рассказывали о новых случаях, с которыми нам предстояло в тот день познакомиться, и предписанных действиях целителей. Принцип их работы, однако, отличался от земного: если главный постулат человеческих врачей гласит «Не навреди», то эти руководствовались идеей «Действуй во Благо». Меня так и подмывало спросить, кто определяет это Благо, но я не решилась.
Пациентами их были, конечно, не люди — я за каждой стенкой ангела ощущала — но роли свои они играли очень убедительно. Нас ознакомили со случаями депрессии, мизантропии, зависти, подозрительности, агрессивного дружелюбия, нетерпимости, самоуничижения, мании величия… Некоторые из них казались мне утрированными — я в жизни на земле таких сгустков ненависти не встречала — но, с другой стороны, я только лишний раз убедилась, насколько счастливой была моя человеческая жизнь.
Сначала нас всех вместе водили из палаты в палату, давая возможность издалека ознакомиться с работой целителей. И слава Богу, что с этого началось — иначе я бы точно сразу заблудилась в лабиринте коридоров.
Мой ангел сиял, как самовар начищенный — снова вся наша группа, включая меня, собралась в поле его зрения. Я тоже постоянно отвлекалась, сбиваясь на свои недавние наблюдения за соучениками.
Что меня поразило, так это выражение неприязни и даже брезгливости на лицах некоторых из них. Доходило до того, что они круто разворачивались и выходили из палаты или даже вообще отказывались войти в нее.
Со мной такое случилось лишь однажды — когда нас завели в более просторное помещение, которое показалось мне некой смесью операционной и места казни.
Пациент там также был один, но он сидел с закрытыми глазами в ужасно неудобном с виду кресле, и руки его были привязаны к подлокотникам, а ноги — к ножкам. Вокруг него собралось четыре целителя, которые воздействовали на него, казалось, по очереди, перебрасываясь негромкими короткими фразами.
Этому пациента чистили память.
У меня пол поплыл под ногами. Мучительно было даже представлять себя на его месте в столь недавнем прошлом, но ведь это же был ангел, а целители явно трудились над ним не понарошку.
Глядя только себе под ноги, чтобы не споткнуться, я деревянными шагами вышла их этого кабинета вивисекции и без сил привались к стене. Возле меня тут же оказался мой ангел.
— Ты как? — коротко спросил он, раздувая ноздри.
— Нормально, — выдавила я из себя, и добавила, помолчав: — Ты говорил, с тобой тоже такое делали? После заданий?
— Да, — поморщился он. — Но ты знаешь, тогда я ничего не имел против.
— Почему? — прищурилась я.
Мимо нас пронеслись, выскочив из палаты, двое моих соучеников, зажимающих рты руками.
— Наверно, вспоминать нечего было, — хмуро ответил мой ангел, проводив их взглядом. — Люди ведь тоже только основные вехи из прошлого помнят, а подробности в их памяти теряются.
— Теряются, а не уничтожаются, — со злостью заметила я. — Это не «во Благо», это — садизм.
Наверно, я сказала это слишком громко — уже выходящие из палаты студенты нервно зыркнули на меня. Я отметила, что лица у них были бледными, у некоторых — с зеленоватым отливом.