Как и положено мужчине, первый эксперимент я поставил на себе. Как и положено первому эксперименту, он оказался неудачным. Почувствовав дуновение свежести, я представил себе, как обнимаю Татьяну… и продолжил ощущать прохладу. Честно говоря, наслаждаясь обоими ощущениями, я был готов так экспериментировать до бесконечности. Пришлось вспомнить, с горестным вздохом, о глубоко присущей мне целеустремленности.
Я представил себе, как Татьяна вешается мне на шею — и тут же увидел ее, с загадочной улыбкой на губах. Могла бы и не так откровенно радоваться, лишая меня двух удовольствий в обмен на одно.
Затем мы поменялись ролями. Затем перешли в невидимость вместе. Затем повторили последний опыт несколько раз — для закрепления навыка. Затем я решил, что мы готовы для более серьезного испытания.
Когда мы инвертировались, пришлось немного помучиться. Удар по ощущениям был настолько силен, что просто парализовал воображение. Но мы справились. Я увидел Татьяну первым и был вынужден несколько мгновений лицезреть в бессилии ее искаженное лицо, по которому катились крупные капли пота.
— Предлагаю усиленно потренироваться в настоящих объятиях, — произнес я, когда мы материализовались и отдышались.
— Мне это не нравится! — буркнула Татьяна, поджав губы.
— Что не нравится? — опешил я. Еще не хватало, чтобы она увлеклась виртуальными объятиями.
— Ты теперь со всеми инвертированными обниматься будешь, чтобы их распознать? — Она остро глянула на меня.
— Нет, — заверил я ее. — Я только с одним айсбергом обниматься готов. А ты, между прочим, то же самое представляешь — я же тебе ничего не говорю.
— А мне удирать придется, — усмехнулась она, снова опуская глаза. — У меня ничего не получится.
— Почему? — удивился я.
— Я в невидимость перехожу, воображая, как ты меня обнимаешь, — тихо сказала она. — Не хватало мне еще кого-то представлять.
Я немедленно перешел к только что предложенным усиленным тренировкам, но Татьяна решительно отбила все мои попытки. Я бы даже сказал, весь ощутимо отбила. Интересно, раньше она совсем не так упорно возражала — я, что, в ее воображении как-то иначе обнимаюсь?
— Мне это не нравится, — еще мрачнее повторила она.
Подтверждая мои самые тяжкие подозрения.
— Если, как ты говоришь, — продолжила она в ответ на мой вопросительный взгляд, — этот темный у тайника может мысли читать, то он это все увидит? Как мы обнимаемся? И не только?
Слава Всевышнему — самые тяжкие подозрения опровергнуты! А вот предположение, высказанное Татьяной, мне нравится ничуть не больше, чем ей. Вздохнув, я вытащил из памяти менее неуловимую мысль и повертел ее со всех сторон. Ну что ж, чтобы избежать крупной неприятности, я всегда готов пойти на меньшие.
— Нет, Татьяна, ничего он не увидит, — решительно заявил я, вытаскивая, вслед за мыслью из памяти, телефон из кармана. — Мы ему это не позволим.
— Кто мы? — захлопала глазами Татьяна, но я уже набирал нужный номер.
Он ответил после десятого, наверно, гудка и в своем обычном стиле.
— Чего опять надо? — прозвучало вместо приветствия.
— Привет, Макс! — ответил я приветливо. По необходимости. Как положено просителю. — Можешь объяснить, как мысленный блок ставить?
— Тебя, что, с текстами застукали? — хмыкнул он.
Ну, понятно, что еще темный может предположить? Только козни, интриги, сопротивление светлому руководству и сокрытие от него важных данных.
— Это не мне, а Татьяне, — сосредоточил я все усилия на том, чтобы держаться в рамках приличий. — Чтобы твои собратья на назначенной встрече в личной информации не копались.
— На какой встрече? — резко спросил он.
Я понял, что у темных тоже режим секретности ввели. Который я только что успешно разрушил. Интересно, они на меня пожаловаться могут? Нет, у нас меня за такое скорее наградят. Посмертно. После того как Стас меня не внештатникам, а этим самым темным на распыление отдаст. Нет, не отдаст — кто ему тогда у аналитиков шпионить будет? И вообще, он мог бы и поименно конкретизировать, кому ни слова. Макс, конечно, темный, но уже как-то не совсем.
Одним словом, сказав «А», пришлось мне договаривать Максу весь остальной алфавит. Но коротко. Я бы даже сказал, в сжатом телеграфном стиле. Узнав причину встречи, Макс присвистнул, и дальше его интересовали только ее время и место.
— Я должен там быть, — безапелляционно заявил он мне.
— Макс, имей совесть! — похолодел я, представив себе реакцию Стаса. — Мне было велено не разглашать.