Верессар замолчал, открыл дверь и впустил Герелета обратно. Мучитель выглядел грустным, но, услышав, что Драм ещё не готов ответить на вопрос, тут же повеселел.
— Оставлю вас наедине. — бросил Верессар напоследок. — Наш гость ещё не доведён до нужного состояния, но я не сомневаюсь в тебе, мальчик мой.
— Мы только в начале пути, господин. Мне ещё есть, чем удивить нашего гостя. — Герелет плотоядно улыбнулся и взглянул на Драма.
Когда Верессар ушёл, мучения продолжились, а время снова слилось в бесконечную липкую массу. Мучитель также делал едва заметные надрезы, которые, будучи болезненными по отдельности, вместе сливались в ужасающий океан боли. Нехотя заканчивая, Герелет, как и прежде, обработал раны и надрезы особой мазью, и Драма увели в камеру.
Когда же его привели в пыточную в следующий раз, Герелет сказал, что истосковался по традиционным методам, и поставил на стол коробочку, полную тончайших иголок. Следующие несколько часов, хотя Драму было сложно судить, превратились в настоящий кошмар. Герелет прекрасно знал анатомию и иглы снова и снова впивались в самые чувствительные части тела, причиняя чудовищную боль.
В перерыве между пытками к Драму на короткий миг возвращалось подобие ясного разума. И тогда, глядя в безумные, ненасытные до чужих мучений глаза, он с отчаяньем понимал, что его мучитель остановится только когда он признается, где скрывается Элона или когда испустит дух. Но что мешает Верессару отдать Драма своему «мальчику» в качестве игрушки? Ощущение безысходного отчаяния удушало, вызывало панику, желание разрыдаться… Но нет, лучше сдохнуть, чем дать Верессару то, чего он хочет. Элона не пропадёт… Она… Сумеет…
Герелет вновь с упоением разрезал бледную кожу Драма, а после в ход вновь пошли иглы, крючья и одним богам известно, что ещё. На этот раз Верессар надолго не задержался. Он даже не просил мучителя выйти. Задал всё тот же вопрос и, получив всё тот же ответ, покинул комнату, снова оставив Драма один на один с его ночным кошмаром.
Со временем Драм смог даже угадывать, какая пытка ему предстоит на сей раз, по настроению Герелета. Но однажды тот превзошёл все ожидания, принеся в прозрачной банке каких-то шипящих членистоногих тварей, отчаянно стучавших лапками по стеклу. Боль, которую Драм испытал на этот раз, могла сравниться только с испытанным им невероятным отвращением.
Герелет любил комментировать свои действия, часто с сожалением отмечая, что, если бы не наказ господина, он превратил бы кожу Драма в холст, а его тело в произведение искусства. Самому Драму же куда противнее осознавать, что его жизнь висит на волоске лишь благодаря столь ненавистному ему Оринесу Верессару.
Однажды Герелет перестарался и на груди Драма остался витиеватый шрам, который не зажил даже после мази. Увидевший это Верессар оказался настолько недоволен, что ненадолго увёл куда-то мучителя, оставив Драма одного. Тишина была ему привычна, когда он оставался один в тёмной камере, здесь же при свете она почему-то повергла его в ужас. В ушах зазвенело, а стены словно стали сдвигаться. Драм задыхался. Он вспомнил нападение на них с Элоной в том узком проходе, когда всё пошло прахом. Паника и отчаяние настолько заполнили его разум, что всё вокруг, стены, пыточные инструменты, стол и стул, на котором обычно сидел Герелет, всё это расплылось туманом, и мир погрузился во тьму.
Драм не знал, сколько времени он провёл без сознания, но первое, что он увидел, придя в себя, были обеспокоенные лица Верессара и Герелета. Их голоса звучали неразборчиво, будто сквозь толщу воды. К явному неудовольствию мучителя, пытки не продолжились, и пленника увели в привычную тёмную камеру.
После этого случая, как показалось Драму, он провёл в заточении дольше обычного. Неужели Верессар решил прекратить? Или же Герелет изобретает новый изощрённый способ выпытать сведения об Элоне?
С того самого момента, когда Драм впервые попал в эти стены, он получал ровно столько пищи, сколько нужно было, чтобы не умереть голодной смертью. В перерывах между пытками, ему приносили что-то, что он не мог разглядеть в темноте. Эта пища почти не имела вкуса, но давала какое-то подобие сытости. Теперь же казалось, что его решили заморить голодом.
Или же, что хуже, они нашли Элону, и Драм теперь стал им не нужен. Что, если его замуровали здесь навсегда, а сестру сейчас изощрённо пытает этот тощий бледный ублюдок, не ограниченный ничем, кроме собственного извращённого разума? В душе вновь зарождалась паника. Драму хотелось вскочить и биться о стены и двери, пока не раздробятся кости, а кровь не зальёт пол. Но в то же время возникло желание свернуться в клубок и рыдать, пока короткий и беспокойный сон не подарит забытье от этой ужасной реальности… Или уже не реальности?
Драм поднялся на ноги и сделал несколько шагов. Ступив в очередной раз, он ударился головой. В ушах зазвенело, а к горлу подступил ком. К счастью или нет, он всё ещё жив…
Снова забытье, снова падение в никуда. И снова в реальность его возвращает чей-то голос. На сей раз до боли знакомый и ненавистный. Оринес Верессар отчего-то сам пришёл за ним в камеру вместо пары скрывавших лицо этельдиар, что обычно уводили Драма на пытки.
Он хорошо запомнил путь. Коридор, поворот направо, лестница вниз… Вот уже знакомая комната, но в ней отчего-то не было заранее заготовленных пыточных инструментов, а Герелет с угрюмым видом сидел, оперев голову на костлявый кулак.
— Ты не оставил мне выбора, Драм. — вздохнул Верессар, закрывая за собой дверь. — С прискорбием вынужден признать, что Герелет не справился с возложенной на него задачей…
— Господин! — воскликнул вдруг мучитель. — Я могу добиться! Вы ведь знаете, я могу…
— Нет, мальчик мой. Наш нынешний гость не похож на тех, с кем тебе доводилось встречаться прежде. Он упрям, словно стадо сквойлов и, по-видимому, ненавидит себя ещё больше, чем меня. Боюсь, пытки повредили его разум, поэтому продолжать нельзя, иначе он унесёт свою тайну или в непостижимый мир безумия, или в могилу. Оба этих варианта нам одинаково не подходят, поэтому остаётся последнее средство. Ты отведёшь его вниз, Герелет.
Услышав это, мучитель вздрогнул. Его лицо исказилось от отвращения.
— Почему… Почему вы вновь и вновь поручаете это мне?
— Ты, мой мальчик, лучше, чем кто бы то ни было, справляешься с этой задачей.
Герелет поджал чёрные губы и судорожно вздохнул. Прежде Драм не только не видел таких эмоций на лице мучителя, но и не мог представить себе, что он вообще на них способен.
— Да… Да, господин. Вы правы. — он выдавил улыбку, подняв взгляд на Верессара. — Я отведу его вниз. Думаю… Это будет недолго.
— О, насчёт этого у меня большие сомнения. Как я уже сказал, у нашего гостя упрямый разум. Чтобы найти в нём то, что нам нужно, потребуется время.
Драм совершенно не понимал, о чём эти двое ведут речь.
— Только не возись с ним дольше, чем нужно. — добавил Верессар, развернувшись к двери. — Буду ждать наверху. Как закончишь, отправь ко мне стража, только не ходи сам, я буду не один.
— Вы ждёте гостей, господин?
— Сегодня День поминовения, Герелет. Ритуальная трапеза с кое-кем из совета, незначительная, но необходимая формальность. Поэтому прошу, постарайся сделать всё как можно тише.