… Мой же внутренний анализатор начинает работать с новой силой: включается, как я понимаю, режим ускоренного самокопания, который дает о себе знать навязчивым желанием прикоснуться к спящему мальчику в моей постели. Я выключаю свет и тоже ложусь… Наверное, меня немного пьянят устойчивые алкогольные пары, все еще источаемые кожей Доминика, только он вдруг кажется мне еще прекраснее и… любимее, лежа таким вот расслабленым и безмятежным, словно… ангел. Уверена, такие образы не могут просто так рождаться в трезвой голове тридцатишестилетней женщины, давно перешагнувшей черту юношеских влюбленностей. Определенно я пьяна…
Пьяна от чего, глубоким басом бубнит мой внутренний анализатор, направляя мою руку к щеке моего спящего ангела. Не от любви ли?
«Кажется, рождественские чудеса иногда случаются!» думается мне в тот момент не без иронии и я провожу пальцем от щеки к подбородку этого рождественского чуда, которое спит так крепко, что даже не шевелится. Потом мои пальцы скользят к его векам и бровям, рисуя на нежной молодой коже замысловатые дуги и полукружия, сплетенные из нежности и любви.
Наверное, именно в тот момент, когда теплая жилка Ника у основания шеи трепетно подрагивает под моими пальцами, словно азбука Морзе, отбивающая некое тайное послание прямо мне в сердце, я понимаю, что это не просто парень, в которого я могла бы однажды влюбиться, нет, это уже был парень, которого я любила… И обманывать самое себя было бы глупо да и бесполезно.
Я люблю тебя! — шепчу совсем тихо, вырисовывая пальцами нежный обриз его верхней губы и замирая от ощущения счастья в самой глубине моего сердца. — Я люблю тебя, милый мой мальчик!
Ник слегка шевелится, выпростав из-под одеяла руку с тонкими пальцами, которые совсем недавно утешали меня… Я притягиваю безвольную ладонь к своему лицу и целую тонкое запястье, потом переплетаю наши пальцы и погружаюсь в умиротворяющий сон.
Глава 15.
«… Если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете».
**************************************
Я просыпаюсь на рассвете, ощущая привычную, но почти подзабытую тяжесть чужой руки на своем бедре — Доминик спит рядом, уткнувшись лицом в подушку.
Когда вдруг успело так случиться, что этот человек стал настолько важен для меня?!
Я осторожно выскальзываю из-под одеяла и крадусь в ванную, страшась на самом деле реакции Евы, которая могла бы увидеть нас вместе… Что она подумает и скажет, узнав вдруг о моем чувстве к брату Пауля? Оскорбит ли ее моя «переменчивость», как она может это счесть, по отношению к ее отцу? Мне страшно потерять доверие и любовь дочери, которые, как я вдруг понимаю, значат так много для меня.
Как поведет себя сам Доминик поутру?
Как мне вести себя с ним этим утром и вообще… как мне теперь быть?
От вопросов кружится голова и я, на цыпочках пробираясь из ванной на кухню, не сразу замечаю Еву, стоящую у дивана и молча взирающую на спящего Доминика.
Я мысленно стону… и наконец приволакиваю свое непослушное тело все к тому же дивану.
Ева, даже не повернув головы, едва слышно произносит:
Спит как младенец, правда? Зато когда проснется, ему потребуется аспирин…
Я не успела прибрать постель, и дочь, конечно же, видит, что спали мы вместе, пусть и под разными одеялами, и мой язык, ватным комком лежащий в гортани, никак не желает начать ворочаться.
Ева же протягивает руку и слегка сжимает мою безвольную ладонь, чем несказанно меня удивляет, а потом произносит загадочную фразу: «Я ночью ходила в туалет…», топает в ванную и принимается чистить зубы.
Что это вообще должно значить?
Тонкий намек на то, что она видела нас спящими вместе? Одобрение? Поддержку? Я падаю на край дивана и ощущаю закипающие в глазах слезы: и когда это только моя маленькая девочка успела стать такой взрослой? Есть от чего почувствовать себя старой и дряхлой, словно старуха…
Джесс! — зовет меня хриплый ото сна голос, и я, на секунду зажмурив глаза и собираясь с духом, поворачиваюсь лицом к парню. Тот смотрит настороженно и виновато, вернее даже вины в его взгляде больше, чем настороженности, но первое имеет для меня первостепенное значение… Что таится за этой его настороженностью? Желание побега или страх непоправимого?
Доброе утро, поклонникам крепких напитков! — салютую я Доминику с улыбкой.
Тот смущенно приглаживает стоящие дыбом волосы на затылке, потом выдыхает себе в ладонь и кривится…
Я даже боюсь спрашивать, как я здесь оказался, — мямлит он безрадостно. — Помню только, как сидел в баре и вел пространные беседы с барменом по имени Фин…
Уже неплохо для начала, — усмехаюсь в ответ, борясь с желанием коснуться его небритой щеки.
Взгляд парня падает на вторую подушку рядом с собой и откинутое одеяло в ногах — вижу, как все это складывается у него в голове в целостную картину прошедшей ночи.
Не стоит переживать, — предупреждаю его возможные слова шутливой улыбкой, — никто не покушался на твою добродетель, можешь так и передать Ванессе. А лучше вообще ничего ей не говори, — заговорнически понижаю я тон своего голоса, любуясь целой гаммой эмоций, сменяющих друг друга на любимом лице. Наконец он опасливо выдыхает:
Я, наверное, наболтал тут невесть что… Даже страшно представить.